Нина краснела, но пока молчала. Дима смотрел только на Олю, явно ослепленный перламутровым сиянием. А что публика? Впрочем, внимание публики было на время отвлечено другой сценкой – угреватая свидетельница, она же завхоз, напропалую кокетничала с бритоголовым конторским охранником, непонятно каким образом пробившимся в свидетели, и это со стороны выглядело так уморительно…
Оля хотела, чтобы Дима имел возможность сравнить. Ее и Нину. Двух невест на одной свадьбе. «Сделай же свой выбор!» – мысленно умоляла она Диму, фланируя по залу на высоких шпильках. Нина внимательно слушала свидетельницу и была чрезмерно вежлива с Олей.
Тут случилась маленькая неприятность – угреватая и по-куриному близорукая свидетельница вдруг запнулась о край дорожки и едва не упала. Пытаясь удержаться на ногах, она задела Нину… Из рук невесты выпал свадебный букет. Оля милосердно наклонилась и подняла его.
– Благодарю, – холодно произнесла Нина.
Она не заметила того, что заметили все остальные гости вкупе с женихом. А именно кружевные белые трусики, на миг сверкнувшие из-под коротенького платья Оли… Все, бывшие ранеными, в тот же момент стали убитыми.
В это время для торжественной церемонии в специальный зал пригласили будущую семью Пашечкиных. И жених с невестой, вместе с гостями и родителями, повалили по ковровой дорожке на последнее действие. «Дима, Димочка! – с восторгом и ужасом думала хорошенькая женщина, семеня на своих шпильках среди толпы приглашенных. – Сделай же свой выбор, не то будет поздно!»
Чиновница в люрексе и лиловых румянах, гремя лаковыми кудрями, произнесла для разминки пару слащавых фраз, а потом прямо в лоб спросила жениха, согласен ли он быть мужем Нины. О, это был апогей, и три сердца трепетали в агонии… что же дальше? Жених, двигая плохо выбритым кадыком, молчал.
Он весь дрожал страшной внутренней дрожью, почти незаметной для окружающих, и только серебристые чешуйки перхоти сыпались с плеч черного фрака, взятого накануне напрокат. Чиновница, улыбаясь соболезнующе, повторила свой вопрос. Пашечкин безмолвствовал…
Он с тоской бродячей собаки смотрел на Олю. Он жаждал ее. Он жаждал ее серебристых изгибов, светлых глаз, кружевных трусиков (все же как легко попадается сильный пол). А более всего он жаждал страсти, которая могла открыться для него только с Олей и ни с какой другой женщиной.
Невесту придавила эта царящая в ушах пустота. После минуты молчания – длиной в вечность она вдруг побледнела и могильной плитой повалилась вниз.
Крик, шум… Тремя секундами позже невесты упала в обморок и Оля – прямо в услужливые объятия Близнецов. Но от радости ведь не умирают?
Первой очнулась Нина. Лежа на чужих руках, она вспомнила все, логически сопоставила мелочи, которым до поры до времени не позволяла себя беспокоить, напрягла и без того изощренную интуицию стареющей девушки – и поняла наконец. Она прозрела – и увидела соперницу в платье невесты.
– Какая же ты дрянь, – мрачно сказала Нина в сторону Оли, серебристой бабочкой трепетавшей в объятиях Сидорова-Айхенбаума. Особенно убивали Нину кружевные трусики разлучницы, шепот о которых наконец донесся и до нее.
И в этот момент окружающие тоже все поняли. Мать невесты напряглась и поддержала дочь.
– Зараза! – веско крикнула она.
– Но это была честная борьба, – шепнула одна из приглашенных девиц на ушко другой.
– Полный нокаут, – согласилась та.
– А если это любовь? – вдруг ни к селу ни к городу решил заступиться за жениха охранник-свидетель. Он тоже был по ту сторону баррикад.
– Предатель! – завизжала свидетельница и шваркнула в него картонной папкой с поздравлениями.
Почтенная контора по созданию программных продуктов мгновенно оказалась расколотой надвое. Разразился скандал. Кое-кто из мужчин принялся закатывать рукава, какой-то даме срочно потребовалась валерьянка, свидетельница визжала, негодуя за всех обманутых невест, чиновница жадно впитывала происходящее.
– Прекратить! Всех уволю! – рявкнул Платон Петрович Крылов, но то был гудок тонущего «Титаника»…
А что жених?
Он был прекрасен в своем молчании, в своей скорби, в своей неподдаваемости суете. Он молчал потому, что хотел сердцем постигнуть истину окончательно, он молчал потому, что не так-то просто в один миг отказаться от своего честного имени, стать подлецом, бросившим свою невесту посреди свадьбы… Оля ждала-ждала от Димы хоть одного знака внимания, но тот молчал. Тогда Оля шепнула звездным братьям:
– Уведите меня отсюда.
И те под руки вывели из зала красавицу, неверно колеблющуюся на своих шпильках.
За спиной продолжал бушевать скандал.
Близнецы проводили Олю до ее квартиры.
– Останьтесь, – сказала Оля.
У Близнецов было шампанское.
Они напились шампанского, а потом Оля в своем свадебном платье и на шпильках танцевала соло, вспыхивая всеми оттенками перламутра. Она танцевала странные танцы – вероятно, пришедшие к ней благодаря генетической памяти. Ее дикие предки пели в ее крови хриплыми тонкими голосами – животную песню победы, победы без радости.
Ближе к ночи, отчаянно боясь одиночества, Оля снова повторила:
– Останьтесь.