- Уже иду, уже иду, - донеслось из дворика храма. В воротах лязгнуло, появилось зарешечённое смотровое окошечко, в нём - розовощёкая, гладко выбритая физиономия монаха. - Что-то случилось?
- Открывай, человек погибает, - сквозь зубы процедил Адами, стукнув по створке кулаком.
- Назовитесь, уважаемый, и преподнесите в дар храму посильное добровольное пожертвование, - елейным голоском пропел слуга Аксииля, высунув тарелочку для пожертвований. Пошарив в карманах, Давид положил на тарелку один золотой. - Жадность есть один из тягчайших грехов, бог Аксииль не любит скупых, - надулся монах. Взрыкнув раненым зверем, святой охотник кинул набитый монетами небольшой кошелёк. - Славься, славься Аксииль, делающий скупых щедрыми, больных здоровыми! - запел монах, просовывая назад тарелку. Он задвинул ставенку окошка, отвалил щеколду и распахнул ворота, приветствуя Давида: - Милости просим в обитель здоровья духовного и телесного!
Дворик храма был ухоженным, чистым местом. Мимо подстриженных газонов вела выложенная жёлтыми камешками дорожка, в центре дворика журчал стилизованный под водопад фонтан; вода скапливалась в неглубокой чаше зелёного мрамора. Под сенью каменного козырька, поддерживаемого увитыми плющом колоннами, темнело пятно входа. Возле него стояла скамья для хворых и убогих; сейчас она, впрочем, пустовала. К козырьку была прибита табличка с изречением Маргариты Воскресительницы, ученицы Пророка. Надпись на табличке призывала: "Лечиться, лечиться и ещё раз лечиться! Здоровых людей не бывает!"
За входом располагалась каморка, где добрые монахини стояли у прилавков со святой водой и разнообразными целебными эликсирами и маслами на основе святой воды, чудодейственными фигурками бога Аксииля, отгоняющими нечистых духов болезней, и всякой полезной в хозяйстве мелочью вроде веников, мыла, бритв и тому подобного. Через узкий низенький проём, занавешенный зелёным сукном, Адами попал в полупустой молельно-лечебный зал. С потолка, из-за нарисованных облаков выглядывали постные физиономии богов с крылышками и святых без крылышек, меж облаков мерцали звёзды вделанных в потолок золотых и серебряных светильников. Цветные витражи огромных стенных окон под потолком пропускали много света; голубые, розовые, белые блики играли на полу, из которого, словно стволы деревьев, вырастали мраморные колонны, зелёные с белесыми прожилками. В противоположном конце зала на трёхступенчатом возвышении располагалась искусно выполненная статуя Аксииля в три человеческих роста. Алебастровая фигура плачущего юноши-бога с развёрнутыми крыльями окуривалась благовониями, сотни свечей горели по всему пьедесталу. Слёзы, капая с подбородка статуи, катились по серебряным желобкам и собирались во вместительную чашу, стоявшую перед изваянием и представлявшую собой белокаменный алтарь; посреди чаши на выступающей из святой воды платформе лежала раскрытая книга - Святое Писание.
К охотнику подошёл лысый грузный клирик в зелёной бархатной одежде - зелёный цвет издавна был цветом целителей. На груди его светился золотой крест, инкрустированный изумрудами разной величины.
- Что привело тебя в храм бога Аксииля, сын мой? - спросил он вкрадчиво. - Уж не хворь ли с тобою приключилась?
Вместо ответа Давид закашлялся.
- Нос чешется, трудно дышать, носоглотка опухла, - пояснил он ситуацию.
- Дай-ка поглядеть на тебя, сын мой. - Святой отец вывел Адами на свет, осмотрел горло, провёл перед носом крестом и изложил результаты обследования: - Чёрная магия здесь задействована, ой, плохи дела твои, сын мой. Ты, кстати, посильное добровольное пожертвование храму внёс?
- Да, отче.
- Внёс, внёс, отче! Хорошее пожертвование, пятнадцать золотых! - подтвердил розовощёкий монах-привратник, активно кивая.
- Ну, раз так, милостивый Аксииль исцелит тебя. Может быть. Разумеется, если помыслы твои чисты, и раскаяние живёт в твоей душе.
- Чёрная магия, отче? Вы уверены? - удивился Давид.