Так, наверное, выглядело Великое переселение народов или монгольское нашествие. Столбы пыли до неба, нескончаемый поток гомонящих людей и животных, лязганье и срежет металла, лес из копий, бунчуков и знамен. Татьяна одновременно чувствовала себя и крошечной щепкой, подхваченной бурными водами реки, и частичкой чего-то огромного, необоримого.
«Видно, судьба у меня такая. Всегда и везде попадать под
А затем вся эта орда пересекла реку, и казалось, что вода расступилась перед людским потоком, как когда-то волны Чермного моря по воле Божьей – перед народом Моисея. И как только последний чусец выбрался на берег, Сян Юн приказал утопить все лодки, сжечь паромы и разбить котлы для пищи. Воинам же было разрешено взять с собой продовольствия всего на три дня, чтобы те и думать забыли об отступлении.
Позади – стена огня от горящих лодок, впереди – циньская армия под командованием Ли Чжана и кровавая сеча не на жизнь, а на смерть. Что еще нужно настоящему историку?
И тогда Таня осознала свою исключительность. Ведь тот же Сыма Цянь жил более чем на полвека позже всех этих событий и не застал в живых даже самых старых свидетелей сражений времен падения империи Цинь. Сыма Цянь ничего не видел! А она, Татьяна Орловская, увидит. Должна увидеть, просто обязана, в память о папе и деле всей его жизни!
Сян Юн, восседавший за низким столиком в окружении горы свитков и безделушек непонятного назначения, выслушал ее просьбу со странным выражением, застывшем гипсовой маской на лице.
– Я надеюсь, вы не захотите стоять в первых рядах среди богатырей, а благоразумно посмотрите издали?
– Вы так шутите, да? – обиделась девушка. – Всего лишь не прячьте меня за вал. Я согласна побыть рядом с вашим дядюшкой.
Традиционно военные советники располагались чуть в отдалении, на каком-нибудь подходящем холме, и оттуда наблюдали за ходом битвы. Сян Лян так и делал. Старому опытному стратегу таскать меч уже не под силу было, но мозги работали – будь здоров! Любому молодому на зависть.
– Шучу? Я? – в свою очередь возмутился Сян Юн. – Вы так отважны, Тьян Ню. И я бы не удивился, когда бы небесная дева потребовала себе кольчугу, щит и меч.
Цветистая древнекитайская лесть была последней вещью, в которой сейчас нуждалась Таня.
– Так я могу остаться вместе с дядюшкой Ляном? – снова спросила она.
– Можете. Но обязательно с надежной охраной.
Генерал так счастливо улыбался, говоря это, словно получил только что дорогой и долгожданный подарок от судьбы. И чтобы у нахального и сластолюбивого чусца не возникло вдруг мысли, будто она не желает ни на миг упускать жениха из виду, Таня решила сразу расставить все точки над «i»:
– Я думаю, что ваше сражение очень важно для истории. И я просто хочу стать его живым свидетелем. Чтобы потом… хм… пересказать Яшмовому Владыке.
Сян Юн сложил руки на груди и, внимательно глядя на девушку, задумчиво покачал головой:
– Эти ваши Небеса – удивительное место, как я посмотрю. Полное любопытных дев. Там все такие, как вы?
– Все, – уверенно заявила Татьяна. – Но я – самая любопытная.
– Не сомневаюсь, раз вас оттуда занесло ко мне.
От его пристального взгляда ей стало неловко, и небесная дева заерзала на своей подушечке, порываясь встать и уйти.
– Ах да! – вдруг оживился генерал. – Чью голову вам привезти в подарок? Циньского генерала? Его наложницы?
– О боже! – простонала в ужасе Татьяна, вскочила и стремглав бросилась к выходу.
– Погодите! Тьян Ню! – прокричал ей вслед Сян Юн. – Постойте! Иначе я немедленно отменю свое разрешение. Слышите?
Таня остановилась на пороге палатки и медленно повернулась к этому варвару и головорезу.
– Я не хочу ничьих голов. Мне неприятны такие подарки, ясно вам?
– Ясно, – сразу сдался чуский князь. – Тогда скажите мне, что у вас на Небесах мужчины дарят девам, чтобы им понравиться, и так, чтобы подарок пришелся по душе?
– Цветы, – не подумав ни секунды, бросила Таня. Ничего иного в голову сразу не пришло.
– Цветы? Какие?
– Да любые. Лишь бы не отрезанные головы.
– Хорошо, – удовлетворился ответом Сян Юн. – И много надо цветов?
– Много! – рявкнула Таня и вышла, подгоняемая веселым смехом этого исчадия ада.