Печать богини Нюйвы

Способность соображать вернулась разом к обоим, но первым одумался Лю. В голове девушки еще не успела родиться и окрепнуть паническая мысль: «Боже мой, я целуюсь с человеком, который умер до Рождества Христова!» – а доисторический мятежник уже отпустил «лисицу», но совсем отстраняться не стал. Так они и сидели друг против друга, не отводя глаз, и вид у командира Лю был такой потерянный, словно его оглушили. Себя-то Люся видеть не могла, но чуяла – у нее взгляд такой же шальной и изумленный.

– И… что это было?

Она спросила первой, потому что поняла: сейчас он придет в себя окончательно, отскочит на пару шагов и заведет старую песню насчет «недостойного крестьянина» и «смиренного ожидания казни». И на этот раз – всерьез.

Вопрос подоспел вовремя. Лю Дзы словно очнулся, тряхнул головой, глянул на свои руки так, будто впервые их увидел, и растерянно пожал плечами:

– Не знаю. Наверное, порыв или…

Люся нетерпеливо фыркнула. Оправдания насчет поцелуев ее интересовали в последнюю очередь. То есть поцелуя. Одного. Пока одного. Потому что будут и другие, не могут не быть.

– Я не о том! – отмахнулась она. – Я о другом. Почему это было… так?

Она даже разозлилась от невозможности объяснить словами то, что имела в виду. Описать ту непонятную общность и естественность, которые никуда не делись. И доверие. «Почему я тебе доверяю?» – вот что она хотела спросить, но Лю понял без слов и ответил именно на этот незаданный вопрос:

– И этого тоже пока не знаю. Ничего, если я не стану извиняться?

Честность его была воистину подкупающей. Наглость, впрочем, тоже.

– Тогда и я не стану. – Люся весело прищурилась. Все правильно. Извиняться – значит, показывать, что ты сожалеешь. А сожалеть им обоим было не о чем.

– Мы остались живы, – покачал головой Лю, приводя в порядок одежду. – Вот что удивительно! Небеса опять отвели от меня смерть… второй раз за три дня! Если это лисьи чары, то они просто замечательные. Мне нравится.

– Никаких чар. – Девушка тоже решила, что пора бы одеться. Его она совсем не стеснялась и не опасалась, но разгуливать в одном только нижнем белье было неуютно. Да и холодно. – Никаких чудес. Мы остались живы, потому что ты нас спас.

– Ну уж нет! – Мятежник стремительно обернулся и глянул так, словно они опять целуются. – Мы нас спасли. Мы вместе. Мне не стыдно разделить победу с женщиной, и вот это у меня точно в первый раз.

Люся просто кивнула. Такое признание стоило всех поцелуев мира, и уж это-то она прекрасно поняла.

«Я сидела на маленькой резной скамеечке в центре огромного походного шатра, слушала, как шелестят на ветру флаги, и вспоминала, что нам говорили на уроках Закона Божьего касательно участи душ людей, умерших до рождения Христа. Ад, их всех ожидал ад».

(Из дневника Тьян Ню)

Глава 9 Честность – лучшая политика

«Если бы люди всегда говорили, что они думают на самом деле, – о себе ли, о других ли, наш мир был бы совсем иным. В чем-то гораздо хуже, но во многом – определенно лучше. И уж точно опасных иллюзий у его обитателей заметно поубавилось бы».

(Из дневника Тьян Ню)

Тайвань, Тайбэй, 2012 г.

Ин Юнчен

К себе домой Ин Юнчен вернулся лишь ближе к ночи, когда на небе, темном и высоком, уже начали одна за другой вспыхивать крошечные иглы звезд. На душе у него было неладно. Вроде бы ни в чем не обманул он уважаемых родителей своих, а вот, гляди же, как неудачно все обернулось! И что теперь делать?

Этот вопрос совсем не давал ему покоя, и он метался по апартаментам в состоянии, которое подозрительно напоминало панику. Познакомить отца и матушку с Сян Джи парень, пожалуй, был даже не прочь, но толку из этого – по крайней мере сейчас – выйти не могло. Никакие силы не заставят их принять в семью дочь председателя Сяна. Да и сама девушка…

Ин Юнчен усмехнулся, представив, как взвилась бы она на дыбы, предложи он сыграть роль его нареченной, – и почти сразу раздраженно чертыхнулся.

Не стоило, ох не стоило ему воображать лишнего. Теперь в мыслях своих, вместо того чтобы беспокоиться о куда более важных проблемах, он вновь видел Сян Джи, ее губы и руки, ее тело, чьих округлых изгибов совсем не скрывала мокрая одежда там, на дороге.

Парень решительно потряс головой и пошел в душ.

Зажмурившись, он долго стоял под струями ледяной воды, а потом, и не подумав обтереться, выключил свет, подошел к большому, во всю стену, панорамному окну и долго смотрел, как в ночном сумраке переливается, сверкает, словно раскрытый ларец с драгоценностями, Тайбэй.

Спать совсем не хотелось, но Ин Юнчен все же лег на прохладные простыни. С прикроватной тумбочки синим глазом подмигивал электронный будильник, с едва слышным, почти неразличимым гулом работал кондиционер, и вскоре парень сам не заметил, как задремал, упал в сновидение, словно в глубокий темный колодец.