Печать дьявола (СИ)

Весь городок собрался на площади. Доминиканец торопил палача и призывал народ молиться о милости Божьей к несчастной, презревшей безграничность милосердия Божьего и отвернувшейся от креста Господня. Привязанная к столбу старуха молчала, угрюмыми тусклыми глазами озирая безмолвствующую толпу.

Пламя уже охватило поленницу, когда на площади появился человек лет сорока в чёрном плаще. В толпе зашептались: уж очень незнакомец резкими чертами -- изломанными бровями над сумрачными веждами да крючковатым носом -- походил на дьявола. На миг доминиканец и человек в плаще встретились глазами, и в это мгновение раздался утробный вой старухи, а налетевший невесть откуда порыв ветра разметал искры пламени по всей площади. Попадая на лица и руки собравшихся горожан, прожигая ткань одежды, они опаляли кожу. В суматохе никто не заметил, куда пропал похожий на чёрта незнакомец. Исчез и инквизитор со своим отрядом.

Монах Алоизий на полях рукописи отметил, что со смертью старухи бесчинства прекратились. Но отметины от ожогов не исчезли, оставшись на лицах и телах некоторых горожан тёмными пятнами. Одинаковой и весьма странной формы, напоминавшей маленькую подкову.

Триста пятьдесят лет спустя. Август 1882 года.

Эфронимус, высокий сумрачный брюнет лет сорока, молча сидел в кресле у камина с бокалом в руках, глядя сквозь хрусталь на закат. Бесформенная хламида из струящегося серого шелка почти скрывала его скелетообразную худобу. В глазах под густыми, словно переломанными пополам бровями застыли бесстрастие и скука.

С жаровни у камина струился тяжёлый аромат сандала, пачулей и ванили. Сгущались сумерки. Эфронимус лениво взглянул на фитиль, и свеча вспыхнула.

Откуда-то вдруг пахнуло ладаном -- смесью стакти, ониха, халвана душистого и чистого ливана, потом проступил бальзамический аромат смолы элеми и даммара, свежий, терпкий, лимонный. Эфронимус брезгливо сморщился, отставил бокал и повернул голову к двери. Там, словно соткавшись из вечернего тумана, возник человек в ветхой монашеской рясе. За плечами незнакомца сияли очертания огромных белых крыльев -- но через мгновение они растаяли. Его светлые, не то пепельные, не то седые волосы мягко обрамляли лицо с высоким лбом и фиалковыми глазами. Гость безмятежно окинул взглядом хозяина, медленно поднявшегося ему навстречу.

-- Вот и вы, Рафаил. -- Они на мгновение замерли друг напротив друга, но ни рукопожатия, ни кивка, ни объятия не последовало. Повинуясь приглашающему жесту Эфронимуса, прибывший опустился на малахитовую скамью. В позах и жестах гостя и хозяина не было явной враждебности, но и симпатии не замечалось ни малейшей. -- Ну, что, начнём? Я собрал всех. В Меровинге. Их тринадцать. Впрочем, вы и сами знаете.

Гость его, в своей старой рясе казавшийся монахом-анахоретом, устало пожал плечами.

-- Не понимаю вас, Эфронимус, -- голос Рафаила был тихим и незлобивым. -- Спасать людские души демону смерти несвойственно, а чтобы уничтожить этих несчастных, вам нет нужды собирать их вместе. Чего вы хотите? Позабавиться? И почему непременно в Меровинге?

-- Их число за века уменьшилось, вы заметили, да? -- словно не слыша, спросил Эфронимус. Рафаил молча кивнул. -- В веках я внимательно наблюдал за отмеченными моей печатью. Скажу прямо, народец оказался хилый. Сколько их поумирало в детстве, сколькие не давали потомства, кончали с собой, сходили с ума! Но эта чёртова дюжина, вы сами понимаете, поросль особая: последыши, появившиеся на скрещениях проклятых родов, о чём я позаботился. Их отцы и матери -- слуги сатаны и демонопоклонники, колдуны и маги, чернокнижники и некроманты. Детишки -- истинные выродки! Их демоническая мощь огромна. Вместе они могли бы...

Эфронимуса прервал мягкий, негромкий смех Рафаила. Тот откинулся в кресле и смеялся, покачивая головой. Его белокурые волосы рассыпались по плечам, и Рафаил привычным жестом отбросил их за спину.

-- Не смешите, Эфронимус, -- он всё еще улыбался. -- Сила дьявола была бы непомерна, обладай его адепты умением смирять гордыню и ладить между собой. Но, смирившись -- хотя бы друг перед другом, они уже не будут адептами дьявола. Они не объединимы. В принципе.

Эфронимус не оспорил его суждение.

-- Да, они попытаются перегрызть друг другу глотки. Но ведь будут и другие варианты.

-- Безусловно, но чего вы добиваетесь?

-- Помните ведьму из Шаду, Рафаил? -- Эфронимус наклонился к Рафаилу, но тут же отпрянул от исходящего от того запаха ладана. -- Вы говорили тогда о милосердии Божьем к падшим, помните? -- Рафаил снова молча кивнул. -- Ни вы, ни я не распоряжаемся Его милосердием, но вы сказали о безграничности его. Оно распространяется и на этих мерзавцев, не правда ли?

Рафаил ещё раз несколько утомлённо кивнул. Да, конечно. Эфронимус с насмешкой взглянул на него. Голос его, глубокий и резкий, звучал под сводами кельи как вороний грай.

-- Я замечал, кстати, что вы не оставляли их без внимания. Стоило мне осиротить одного, чтобы препроводить его в приют...