Печать и колокол (Рассказы старого антиквара)

— Один ваш поэт писал, что русская женщина способна остановить любую скачущую лошадь и войти во время пожара в дом. Слушая вас, я понял, что он перечислил не все главные достоинства русских женщин. Как выяснилось, они умеют ещё и торговаться. Это значительно важней, чем выполнять обязанности конюха или пожарника, ответственней. У нас, к сожалению, женщины — всего лишь хранительницы домашнего очага. Не могу не позавидовать господину Тарковскому, ему повезло с таким умелым поверенным. Но, называя сумму, вы забыли про одно немаловажное обстоятельство: риск, которому я подвергаюсь. Для того чтобы получить триста процентов прибыли, необходимо прежде всего вывезти приобретённое из пределов Советской России. А это, поверьте, трудней, чем остановить скачущую лошадь или погасить пожар.

— Но вы же работаете в «АРА».

— Это даёт мне лишь право беспошлинного ввоза товаров в Россию, но не право беспрепятственного вывоза музейных ценностей.

— Тем не менее сотрудники «АРА» их вывозят, — возразила Варвара Ивановна.

— Да, однако это сопряжено с риском. Но оставим пока цифры. До них мы ещё доберёмся, — сказал Мэйл, продолжая щедро одаривать свою собеседницу улыбками. — В своём письме господин или, как теперь принято в России, гражданин Тарновский писал, что не желает никаких посредников. И вот теперь такая неожиданность, правда приятная, но всё-таки неожиданность — вы его представительница. Мне бы хотелось внести необходимую ясность. Поэтому, если вас не затруднит…

Варвара Ивановна не смутилась. Она была к этому готова и заранее подделала письмо-доверенность Тарновского.

— Господин Тарновский, — объяснила она, — к сожалению, вынужден был лечь в больницу на операцию, поэтому он не имеет возможности лично навестить вас. Но он не забыл про необходимые формальности, — и она протянула Мэйлу конверт.

Американец небрежно вскрыл его.

— Вот теперь мы можем вернуться к цифрам, — сказал Мэйл, прочитав письмо, и одарил Варвару Ивановну очередной улыбкой. — Признаюсь вам честно, если бы здесь сидели не вы, а господин Тарновский, я бы предложил за всё десять тысяч долларов и ни цента больше. — Теперь мистер Мэйл уже не улыбался. — Но… как это по-русски?… притеснять женщин да ещё таких обворожительных не в моих правилах. Я джентльмен. Вы получите с Тарновского комиссионные?

— Да, — выдавила из себя Варвара Ивановна.

— Сколько процентов от суммы сделки?

— Пятнадцать.

— Приличный процент, — улыбнулся Мэйл. — Оказывается, господин Тарновский тоже джентльмен. Это делает ему честь. Итак, — он выдержал паузу, — я предлагаю двадцать тысяч долларов и десять тысяч в советских червонцах.

Варвара Ивановна отрицательно мотнула головой.

— Тогда очень сожалею, — сухо сказал Мэйл и встал. — Передайте господину Тарковскому мои соболезнования.

Но когда Варвара Ивановна усилием воли заставила себя встать и взяться за ручку двери, американец остановил её:

— Тридцать тысяч долларов и пятнадцать тысяч рублей.

Варвара Ивановна почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Теперь её жизнь обеспечена. Но одному богу известно, сколько всё это ей стоило.

— Согласны?

— Согласна, — прошептала она и на ватных ногах вернулась на место.

Теперь оставалось обговорить лишь техническую сторону сделки. Это уже было значительно проще. Договорились встретиться завтра в шесть часов вечера у модного среди нэпмачей театра-ресторана «Гротеск», куда Мэйл должен был привезти деньги, а Варвара Ивановна — чемодан с вещами, которые хранились у её ничего не подозревавшей тётки, родной сестры Шлягина.

— Только не опаздывайте, господин Мэйл, — предупредила американца Варвара Ивановна. — Я всего опасаюсь и не хотела бы рисковать.

Мэйл понимающе кивнул.

— Я буду там со своим секретарем ещё до вашего приезда. Риск исключён, — заверил он.

— Тогда до завтра.

— С богом!

Мэйл проводил её до дверей, одарив на прощание своей самой обворожительной улыбкой.

Когда на следующий день Сибирцева на лихаче подъехала к «Гротеску», её уже ждали, но не улыбчивый американец и его обходительный секретарь, а сотрудник уголовного розыска, агент второго разряда Петренко, тот самый Петренко, который руководил атеистическим кружком «Милиционер-безбожник» и чуть было не сорвал лекцию Василия Петровича, придравшись к мифу о злосчастной Арахне…

— Вы арестованы, гражданка. Пройдёмте со мной, — сказал он, взяв её под руку.

— Что это значит? — вскинулась Варвара Ивановна, чувствуя, что совершилось непоправимое.

— На месте всё узнаете.

Петренко любезно подсадил Варвару Ивановну в ожидавший их автомобиль Петрогуброзыска и, передав шофёру чемодан Сибирцевой, коротко сказал:

— Поехали, Вася.

* * *

— В тот вечер, — продолжал свой рассказ Василий Петрович, — Ефимов позвонил мне по телефону в девятом часу, когда я, вернувшись с работы, сел за статью, которую уже давно обещал одному научному журналу. Звонок явно был некстати.

— Чем занимаешься?

— Работаю.

— А у меня предложение: бросай свою работу и приезжай ко мне в розыск. Поговорим, чайку попьем.

Я замялся.

— Приезжай, приезжай. Не пожалеешь. Очень симпатичная компания подобралась…

— Какая ещё компания?