Печать и колокол (Рассказы старого антиквара)

В записке Якова Николаевича Толстого, которую он направил 17 октября 1829 года Николаю I, указывалось, что общество «получило название «Зелёной лампы» по причине лампы сего цвета, висевшей в зале, где собирались члены. Под сим названием крылось, однако же, двусмысленное подразумение, и девиз общества состоял из слов: «Свет и Надежда». Причём составлялись также кольца, на коих вырезаны были лампы; члены обязаны были иметь у себя по кольцу».

Когда Петр Никифорович обнаружил, что именно такой печатью с изображением лампы поэт запечатал письмо к одному из своих знакомых, некоему Мансурову, он уже не сомневался — тайна талисмана разгадана. Конечно же, Пушкин, всегда сочувствовавший вольнолюбивым стремлениям своих друзей — декабристов, на всю жизнь сохранил перстень-печатку с «Лампой надежды» на лучшее будущее России. Эта печатка и являлась его талисманом с юных лет и до трагической смерти от руки Дантеса.

Но, увы, открытие, которым так гордился мой отец, только увеличило число легенд и ни на шаг не приблизило его к разгадке. Об этом он, к своему глубокому разочарованию, узнал от другого офицера, с которым вскоре судьба свела его в Болгарии во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

Этот офицер в Балканскую кампанию командовал 13-м Нарвским гусарским полком и за проявленное мужество был награждён золотым оружием и Георгием 3-й степени. Фамилия того полковника была Пушкин, а звали его Александром Александровичем.

Отец мне говорил, что Александр Александрович унаследовал от поэта его серые глаза, вьющиеся волосы и длинные, тонкие пальцы рук. Не знаю. Мне привелось впервые увидеть Александра Александровича уже в весьма преклонном возрасте, когда он в звании генерал-лейтенанта вышел в отставку и то ли заведовал Московским коммерческим училищем, то ли председательствовал в опекунском совете. Я, в то время гимназист-первоклассник, во все глаза смотрел на хозяина дома — сына великого Пушкина! Однако словоохотливый старик ничем не напоминал своего знаменитого отца, каким тот мне представлялся по многочисленным портретам и скульптурам.

Пётр Никифорович Белов не только познакомился с командиром 13-го Нарвского гусарского полка (несчастливый номер полка очень смущал Александра Александровича: он считал, что наверняка будет убит в бою, но всё-таки лез под пули), но несмотря на разницу в чинах, сошёлся с ним, а к концу жизни даже сдружился.

Полковника заинтересовали изыскания моего отца и его рассказ о встрече с дочерью Дантеса («У такой канальи — и такая дочь! А ещё говорят, что яблоко от яблони не далеко падает. Обязательно напишу кузине. Говорите, она хорошенькая? Гончаровы подарили России немало красавиц. Почему же им обделять Францию!»).

— Может быть, вы что-либо слышали о гемме с изображением лампы?

— Как же, слышал, — подтвердил Пушкин-младший. — Однако опасаюсь, что вынужден буду вас разочаровать. Как сие ни прискорбно, иного выхода не вижу.

Полковник подтвердил, что действительно, по семейным преданиям, у Александра Сергеевича имелся перстень-печатка с изображением лампы. Но эту печатку поэт потерял в Кишинёве или Гурзуфе, а может быть, ещё где. Во всяком случае, перстень был утерян задолго до женитьбы на Наталье Николаевне.

— А вот это кольцо с бирюзой, — Александр Александрович оттопырил мизинец правой руки, — отец подарил после дуэли матери и точно такое же — Константину Карловичу Данзасу. — И, словно подводя черту под разговором, сказал: — Дантеса, натурально, убить следовало бы, но вкупе с тем ерником, который хотел оклеветать мать. Можете поверить слову офицера: Наталья Николаевна никакого перстня сестре не дарила. Она никогда бы не сделала такой бестактности. Моя мать была достойной женщиной.

— Но перстень-талисман был или его не было? — спросил отец.

Пушкин усмехнулся:

— А вы напористы… Боюсь вам что-либо сказать определённое, но, видно, всё-таки был… Знаете, что я вам посоветую? Попробуйте поговорить с госпожой Смирновой.

— С какой Смирновой?

— С Александрой Осиповной, урождённой Россет. Она в своё время была фрейлиной императриц Марии Фёдоровны и Александры Фёдоровны. Старуха ещё жива.

— Это та, что опубликовала в «Русском архиве» воспоминания о вашем отце и Жуковском?

— Совершенно справедливо, — подтвердил Александр Александрович. — Помнится, она кому-то говорила о перстне-талисмане, который якобы был подарен отцу графиней Воронцовой. Правда, поговаривают, что старушка выжила из ума, но чем чёрт не шутит? Авось вам с ней и повезёт. Ведь вы не командуете тринадцатым полком и черные кошки вам дорогу не перебегают, — пошутил Александр Александрович, которому обязательно попадались чёрные кошки везде, где квартировал 13-й гусарский полк.

Отцу повезло. Проживавшая где-то за границей Смирнова объявилась в 1880 году в Москве. Отца ей представили.

Таким образом, он получил возможность поговорить о перстне Пушкина с Александрой Осиповной Смирновой и её дочерью Ольгой Николаевной, которая была при матери чем-то вроде секретаря и няньки одновременно.