Печать и колокол (Рассказы старого антиквара)

Тускло блеснула сабля. Пятидесятник пошатнулся и грузно осел на землю. Задергался, захрипел, захлебываясь собственной кровью. Гулко грохнула, плеснув огнем, пищаль. Побросав бердыши, стрельцы кинулись в сторону Москвы-реки.

Набатный гул нарастал. Факелами в ночи пылали подожженные дома. Скрипнув, распахнулись тяжёлые ворота на ржавых петлях.

Шуйский, без шапки, в панцире с золотой насечкой, высоко поднял над головой крест:

— С богом!

И застучали дробью барабанов копыта коней по выстланной тёсаными брёвнами кремлёвской дороге. Туда, к Сретенскому собору, где высился тёмным треугольником недавно отстроенный дворец.

— С богом!

…Тридцать немцев-алебардщиков, которые несли караул во дворце, огнестрельного оружия не имели, алебарды же годились лишь для торжественных церемоний. Нескольких потоптали конями, застрелили. Остальные были смяты и оттеснены во внутренние покои.

Долго рубился в проёме двери любимец царя боярин Пётр Басманов. Двух холопов Шуйского до пояса располовинил. Но пал и Басманов с рассечённой головой…

Человек, называвший себя Димитрием Иоанновичем, выхватил у телохранителя алебарду. Ударил обухом по чьей-то голове в горлатной шапке и тычком вонзил острие в грудь очередного нападающего.

— Прочь! — повелительно крикнул он. — Я вам не Борис!

Ошеломлённая толпа в растерянности отхлынула от дверного проёма.

Лжедмитрий быстро затворил дверь и запер её. Переступил через труп Басманова, который лежал в луже крови, не выпуская из рук меча.

Жалобно скулили и плакали, забившись в углы, карлики и карлицы. Стонал раненый телохранитель на лавке. Всполошенно летал по зале, натыкаясь на стенные подсвечники, обезумевший от ужаса пёстрый заморский попугай, не ко времени выскочивший из своей клетки.

Царь отбросил в сторону ненужную алебарду. Склонившись над Басмановым, попытался разжать его пальцы, но мертвый боярин не хотел отдавать свой меч.

Дворец-ловушка. Здесь смерть неминуема. Но если удастся выбраться на Житный двор, где несут караул стрельцы, он спасён.

Если удастся выбраться…

Одновременно грянуло несколько выстрелов, и стена за спиной царя покрылась щербинами дыр. Под напором тел затрещала дверь.

Там, за дверью, была его смерть.

Лжедмитрий побежал по переходам дворца к зале, слюдяные окна которой выходили на Житный двор. Локтем вышиб узорчатую свинцовую раму, вскочил на подоконник. Под окном белели возведённые для иллюминации к празднествам подмостки. На мгновение застыл в нерешительности — и прыгнул. Почувствовав под ногами зыбкую упругость прогнувшихся досок, прислонился спиной к стене дворца.

Нет, не напрасно он всегда верил в свою счастливую звезду!

Теперь оставалось перепрыгнуть на следующий, нижний ярус, а затем спуститься во двор.

Из окна над его головой что-то кричали, грозя оружием. Но никто там не решался повторить этот рискованный прыжок.

Лжедмитрий глянул вниз, напряг мускулы.

Прыжок — и, споткнувшись о выступ тёсаного бревна, человек, взявший имя царевича Димитрия, плашмя падает с тридцатифутовой высоты вниз…

У него сломана правая нога и повреждены рёбра, на губах пузырится кровь, но он жив.

Пока ещё жив…

Сейчас его схватят набежавшие приспешники Шуйского. Потом его будут пытать, глумиться над ним и наконец пристрелят. А через час-другой, привязав к ногам веревки, его труп поволокут через Иерусалимские ворота на Красную площадь. Там один из бояр бросит ему на живот маску, воткнёт в мертвый рот дудку и скажет:

«Долго мы тебя тешили, а теперь ты нас позабавь!»

Затем тело Лжедмитрия сожгут, зарядят пеплом вместо ядра пушку и выстрелят в ту сторону, откуда он пришёл…

Но для того ли народная легенда воскресила погибшего в Угличе Димитрия Иоанновича, снабдив его волшебной печатью, чтобы дать ему погибнуть в Москве?

Нет, в ту ночь погиб не Димитрий Иоаннович, а другой человек. Димитрий Иоаннович вновь спасся.

Будь здрав, Димитрий Иоаннович!

* * *

— Князь Шуйский потратил немало времени и сил, чтобы обосновать события той ночи и своё право на престол, — продолжал Василий Петрович. — В грамоте от московских бояр, дворян и детей боярских, которая послана была во все концы земли Русской, сообщалось, что, по свидетельству его матери и дядей, царевич Димитрий подлинно умер и погребён в Угличе. Престол же захватил хитростью и чародейством Гришка Отрепьев, чернокнижник и вор, что теперь-де справедливость восстановлена: Гришка-самозванец казнён и прах его развеян по ветру, а царём провозглашён князь Шуйский, славный потомок Рюрика и Александра Невского. В особой грамоте мать царевича, инокиня Марфа, на которую Шуйский сумел воздействовать и без горящей свечи, каялась, что из страха признала по малодушию Гришку Отрепьева за своего покойного сына.

Но, увы, все эти грамоты не помогли Василию Шуйскому.