Печать и колокол (Рассказы старого антиквара)

Помпадур, желавшая досмотреть представление до конца, попыталась отговорить шевалье от его рискованного намерения, намекнув, что никто не помешает ему доказать свою меткость сразу же после завершения сеанса магии. Но человек в маске заверил маркизу, что он к услугам обиженного мосье и ничего не имеет против вторичного выстрела.

Д'Алонсо выбрал пулю, опустил её в дуло пистолета, забил пыж и насыпал на полку порох.

— Надеюсь, вы не хотите убить мосье? — снова вмешалась Помпадур.

— Разумеется, нет, но я вынужден это сделать, — отпарировал шевалье. — На карту поставлена моя честь.

Прогремел выстрел, и мадам Помпадур невольно зажмурила глаза, а когда она их открыла, то увидела, что живой и невредимый помощник Фальери держит в зубах пулю…

— Надеюсь, вы теперь удовлетворены, мосье?…

— Дьявол! — крикнул шевалье и отшвырнул дымящийся пистолет.

— Вы мне просто льстите, — улыбнулся человек в маске. — Я всего-навсего жалкий подмастерье великого мастера, против которого бессилен не только свинец, но и огонь.

Действительно, в то время как д'Алонсо целился в помощника Фальери, четыре негритёнка в белых одеждах разложили у ног «профессора магии» костёр.

Огонь и дым окутали тело мага, но он улыбался.

Взрыв — и пламя погасло, а сверху на обоих волшебников обрушился ливень золотых монет.

— Из этого мага может получиться не только бравый офицер, но и неплохой министр финансов, — сказала Помпадур.

Повинуясь взмаху руки Фальери, сцена превратилась в апельсиновый сад. Весна сменялась летом, лето — осенью. Распускались листья и цветы, порхали бабочки, гнулись под тяжестью плодов ветви деревьев. Поймав где-то в воздухе серебряное блюдо, Фальери сорвал с ветки несколько апельсинов и галантно преподнёс их маркизе.

Одно чудо сменялось другим.

Грациозно танцевали стулья, пел арии из опер фазан, оживали каменные статуэтки, а собака-оборотень мило рассказывала поучительные истории.

А потом началось то, чего все ждали с таким нетерпением. В клубах густого дыма стали появляться призраки.

Первым был римский император Калигула. Он сидел верхом на своей лошади, которая удостоилась чести попасть во все учебники истории. Конь императора был строен, красив и величествен. И мадам Помпадур подумала, что Калигула, видимо, был прав, назначив этого великолепного жеребца вначале жрецом храма, а затем и римским консулом. Конь с такой благородной внешностью мог бы сделать карьеру при любом европейском дворе. Что же касается самого Калигулы, то он напрасно претендовал на то, чтобы его почитали как бога, когда он появлялся в храме Кастора и Поллукса в виде Вакха, Аполлона или Юпитера. Подобную физиономию нельзя облагородить даже современной косметикой.

Калигула отказался отвечать на вопросы присутствующих, пригрозив, что прикажет бросить наиболее надоедливых на растерзание диким зверям.

Более покладистыми оказались призраки Карла Смелого Бургундского, вспомнившего о своей давней распре с Людовиком XI, и знаменитого провансальского трубадура Бертрана де Борна, чьи песни вдохновляли рыцарей на подвиги.

А затем по желанию мадам Помпадур профессор Фальери вызвал призрак Лоренцо Менотти. И вот он появился, в халате и ночном колпаке.

Как и при жизни, лицо метра было угрюмым и малоподвижным. Он окинул присутствующих своим суровым взглядом и едва слышно спросил у маркизы, привезли ли ей флаконы с «Весенним лугом».

— Не беспокойтесь, метр, — сказала польщённая вниманием призрака Помпадур, — ваши духи не пропали. Это прекрасные духи.

— Где они?

Помпадур показала на несессер, который держала на коленях её камеристка.

Менотти вздохнул, протянул в сторону маркизы свою тонкую, прозрачную руку, через которую, как через стекло, можно было увидеть человека в маске, и шевельнул бестелесными пальцами.

— Метр хочет убедиться в том, что это те самые духи, которые он изготовил накануне своей смерти, — объяснил помощник Фальери.

— Ах, вон что! Ну что ж…

— Если мадам позволит… — Человек в маске взял у камеристки Помпадур несессер, раскрыл его и поднёс к глазам призрака.

— Да, это «Весенний луг», — подтвердил с облегчением Менотти.

В то же мгновение раздался какой-то странный скрежет, и призрак, а вместе с ним и несессер, исчезли в густой струе фиолетового дыма.

— Несессер! — вскрикнула Помпадур, вскакивая со своего места.

Поднялся с кресла и человечек с перебитым носом, а д'Алонсо, уже не рассчитывая на пистолеты, выхватил шпагу.

Но человек в маске лишь поднял вверх руку.

— Не беспокойтесь, мадам, — сказал он. — Несессер у вашей камеристки.

Действительно, несессер с драгоценными флаконами каким-то таинственным образом вновь оказался на коленях девушки. Растерявшийся было во время переполоха Фальери выдавил на своём побледневшем лице улыбку.

— Метр убедился в подлинности духов, — объяснил он маркизе, — и счёл свою миссию оконченной. Но если мадам пожелает, я вновь могу вызвать его дух…

— Не надо, — поспешно сказала Помпадур.

— Как вам угодно, — поклонился Фальери. — Может быть, вы хотите побеседовать с Аристотелем?

— Нет.

— С Платоном, Сократом, Пифагором?

— Хватит призраков, — решительно сказала Помпадур.