Артемьев приблизился к ней вплотную. И Слава вдруг поняла, что Федор не шутит, а говорит вполне серьезно. Он уже раскинул руки, и девушка отчетливо увидела в его глазах яростный темный огонь. Вмиг похолодев от осознания всего этого, она дернулась от молодого человека, пытаясь немедленно убежать.
– Нет! – в ужасе выпалила она. Но Федор быстро поймал ее и, стремительно прижав Славу к стене, страстно выдохнул:
– Моя. Отныне моя…
Жестко притиснув девушку к себе, Федор яростно впился губами в ее волосы. Она начала отчаянно вырваться, ошалев от неприятных прикосновений молодого человека. Губы Артемьева уже переместились на лицо девушки, и Слава в истерике забилась в его руках, чувствуя, что сейчас сойдет с ума от жуткого омерзения. От Федора невыносимо несло перегаром и потом, но это, видимо, нисколько не смущало его. И он, нагло стискивая ее стан руками, осыпал яростными поцелуями ее лицо и губы. Довольно долго она пыталась вырваться из его рук, но Федор даже не обращал внимания на крики и недовольство девушки. Пытаясь вырваться из этого жуткого капана, Слава уже хрипела. Она ощущала себя той самой лисицей, которую недавно поймал Федор. А теперь, видимо, и ее, Славу собирался замучить своими объятиями, как и тогда, истязал несчастное животное.
– Ты что себе позволяешь, охальник! – вдруг неожиданно раздался в коридоре звонкий голос Мирославы Васильевны. Федор замер и повернул голову на просвет. В дверном проеме на пороге своей горницы стояла, держась за косяк, Мирослава. Крики дочери разбудили ее, и больная поднялась на ноги. – Немедля опусти ее!
– Конец вашим козням, мачеха! – выпалил зло Федор. – В этом доме отныне моя воля!
– Что ты несешь, предатель?! – в ответ процедила Мира. – Как ты смеешь показываться в этом доме после того, как ты оклеветал родного отца?!
– Отныне это мой дом, жалкая приживалка! – выплюнул Федор. Выпустив Славу из объятий, Артемьев удерживал девушку за руку, чтобы она не могла убежать. – А если вы будете и дальше спорить со мной, Мирослава Васильевна, вообще на улицу пойдете!
– Не надо, – попросила Слава, глотая горькие слезы. – Матушка, не спорьте с ним.
– А ты скажи матери, коли не угомонится, то ей же хуже будет, – произнес Федор, обернувшись к девушке.
– Что ты себе позволяешь? – опешила Мира. – Я в этом доме еще хозяйка. И отпусти немедленно Славу.
– Да как же! Еще чего? – с вызовом прогрохотал Федор. – По завещанию отца я, отныне, хозяин здесь! А вы в этом доме все еще только потому, что вы мать Славы. Потому я не вышвырнул вас прочь немедля. Ведь станете вы мне тещей скоро.
– Ты совсем спятил, Федор? – возмутилась Мирослава, начиная понимать, что к чему. – Ты что это удумал?
– Светослава станет мой женой!
– Не будет этого! – в ужасе воскликнула Мира. – Я не даю своего благословления на это!
– А кому оно нужно, ваше благословление? – демонически рассмеялся Федор. – Даже отец был мне не указ. Так в сей миг, он весит на столбе, оттого, что посмел отказать мне в этой просьбе! А я столько просил его, умолял. На коленях перед ним ползал, чтобы он отдал мне Славу. Так нет не пожалел он меня и теперь с ним покончено. Я и с тобой покончу, наглая плебейка, если будешь стоять на моем пути. Понятно тебе?
Услышав его страшные слова, Мирослава ощутила, как ее сердце зашлось в бешеном стуке от несправедливости и ужаса. В следующий миг, молодая женщина начала оседать. Слава дико вскрикнула и заверещала:
– Федор, ей плохо! Пусти!
Увидев, что мачеха действительно закатила глаза и осела на пол, Артемьев все же сжалился и отпустил девушку. Слава вмиг подбежала к матери и, придержав ее, осторожно облокотила ее о стену. Мира, сидя на полу, обратила любящий взор на дочь и прошептала:
– Малышка, не могу больше бороться. Сердце мое разрывается от боли и муки. Не могу. Прости меня, милая…. Ты должна бороться с этой поры сама…
– Матушка, – пролепетала девушка, глотая горькие слезы.
Мира на миг прикрыла глаза и болезненно выдохнула:
– Не уберегла я тебя, как было велено мне… Но я боролась до последнего…
– Матушка, я помогу вам, – глотая слезы, шептала над ней Слава.
– Не сможешь, милая. Мое сердце вот-вот разорвется, я знаю это, – сказала Мира и из последних сил приподнялась и, устремив взор на дочь, очень тихо, чтобы Федор не услышал, прошептала. – Выслушай меня, доченька. Ты должна поехать в Архангельск. Там недалеко от царского красного терема, есть старый, заброшенный дом с синими ставнями… там живет ведающая матушка… скажи ей, что ты приехала к Лучезару от Миры… она поможет тебе, – Мирослава чуть перевела дух и уже громче добавила. – Ты поняла меня, доченька? Отправляйся в Архангельск, благословляю тебя на то…
Федор, отчетливо расслышав последние слова мачехи, вмиг приблизился и, схватив Славу в охапку, оттащил девушку от умирающей женщины и яростно завопил:
– Какой еще Архангельск?! Никуда ты не поедешь! Мой женой будешь, таково мое последнее слово!