– Отнюдь. Прямо сейчас мои люди задерживают вашего сообщника, директора лабораторного комплекса Корсу Дорана, который занимался реализацией вашего плана, а также его сына, Флаля, через фирму которого прогоняли модифицированные чипы для гравитонов. Вся документация у меня на руках, расшифровки сигналов и сигнатур – тоже. Нам известно кем, какими бригадами заменялись нормальные гравитоны на гравитоны с вашими чипами. К этому моменту нам известны суда, на которых вы перевозили захваченных пассажиров – своих жертв вы делали невидимками для диспетчерской службы, но ваши палачи перемещались по системе транзакционных коридоров вполне легально, заходили в порты, заправлялись. Вся ваша черная бухгалтерия, с явками, паролями, организаторами и исполнителями свидетельствует против вас. – Он сделал паузу. – И Тара Обеида вы из-за нее убили, ведь именно он надоумил вас играть с темной материей и сделать ее орудием своих преступлений.
– Обеид выжил из ума! – закричал Калиф. – Ему было мало того, что я ему подарил, обеспечив спокойную и безбедную старость. Он решил, что вправе владеть частью доходов…
– Ну, еще бы, – понимающе улыбнулся Теон, – ведь идея менять стабильную сигнатуру на мигающую принадлежала Тару Обеиду. Он знал о свойствах темной материи благодаря одному делу[5], в которое оказался вовлечен и из-за которого отказался от сана главы совета. Именно он подсказал вам,
– Всеобщее благо всегда покоится на чьих-то костях, – пробормотал Калиф. – Я действовал в интересах Креониды!
Теон кивнул:
– Степень информированности нынешнего главы совета Креониды и высших сановников мы тоже проверим, уж будьте спокойны… Только в вашем случае речь идет не о всеобщем благе, а о вашем личном. Если не считать те опыты, которые проводил Корса Доран для правительства Креониды. Но это вопросы не к вам, господин Варран.
Тиль Теон выдохнул с облегчением – впервые за эти месяцы. На плечи, словно ледяная глыба, навалилась усталость, захотелось побыть в одиночестве и тишине, прислушиваясь к мерному дыханию «Тольды», уходящей в транзакционный коридор в поисках справедливости. Здесь, на Фобосе, уже справятся без него.
Вместо эпилога
Они сидели в саду. Глаугель успела коснуться линии горизонта, окрасив океан бледно-малиновым, будто плеснув на него немного сладкого сиропа. Казалось, его запах витал в воздухе. Пропитывая сумерки сладковато-ванильным. Над головами свистели, поблескивая серебристыми перьями орланги – птицы размером с ладонь Агнара, с гибкими шеями и острыми клювами, которыми они добывали сладкую пыльцу. Совсем рядом шумел океан – ласково и так успокаивающе.
Агнар поставил хрустальную тарелку с засахаренными таахирами на мраморную плиту, опустил голову, присев на край плиты. Алита коснулась его руки:
– Он тебя очень любил.
Молодой человек кивнул:
– Меня мало, кто любил когда-то. Сегодня не осталось ни одного. Ни Бокша, ни Рофалло не пережили этих дней.
Он забрал тело Рофалло. У парня не осталось родни, а потому даже похоронить его оказалось некому. Агнар позаботился о нем, как о брате – их соединила не кровное родство, но смерть, которую принял Рофалло. Преданность, на которую Агнар не мог рассчитывать. Честность, о которой он не хотел забывать. В усыпальнице Тибо, в отдельном притворе, теперь покоится тело юного Рофалло – светлый обелиск за изгородью из живых цветов.
– Но у тебя осталась я…
Агнар скептически хмыкнул, продолжая смотреть на мрамор, под которым покоился Бокша.
Из распахнутых окон спальни Агнара послышался голос из информера – включились вечерние сводки: