Печать русского символизма

«Весы» вошли в историю русского символизма как наиболее значительное его периодическое издание, опубликовавшее большой ряд произведений самого высокого художественного уровня (например, в прозе – «Огненный ангел» Брюсова и «Серебряный голубь» Белого), существенно развившее теорию символизма, давшее систематические и чрезвычайно содержательные обзоры европейской культуры, воспринимавшейся под знаком этого движения, в ожесточенной критической полемике они определили место, которое может занимать модернизм в русской культуре. Именно в результате деятельности «Весов» (конечно, поддерживавшейся издательской деятельностью «Скорпиона», «Грифа», «Ор», другими, менее значимыми журналами) символизм стал восприниматься любым образованным русским читателем не как малопонятное художественное и психологическое извращение, а как явление высокого искусства.

Параллельно «Весам» в Москве существовал второй по значимости символистский журнал – «ЗОЛОТОЕ РУНО»[79]. Он возник в 1906 на средства дилетантски занимавшегося искусством богача Н. П. Рябушинского[80] и во многом отразил вкусы и устремления своего мецената, сумев все же сыграть весьма существенную роль в истории символизма.

На протяжении практически всего периода своего издания «Золотое руно» значительную часть объема отводило репродукциям и статьям о живописи, стараясь представлять художника значительным количеством воспроизведений. Но и литературный отдел был задуман весьма широко, причем основным принципом его построения служил редакционный манифест, открывавший первый номер и написанный, очевидно, С. А. Соколовым, заведовавшим на первых порах литературным отделом. Курсивом в манифесте было выделено: «Искусство – вечно ‹…› Искусство – едино ‹…› Искусство – символично ‹…› Искусство – свободно…» Широта заявленных принципов, опиравшихся на большие деньги Рябушинского (доходы журнала по итогам 1906 составили 12 тысяч рублей, а расходы – около 84 тысяч), позволила на первых порах привлечь в «Золотое руно» почти всех крупнейших символистов: в 1906 в журнале печатались Ю. К. Балтрушайтис, К. Д. Бальмонт, А. А. Блок, В. Я. Брюсов, Андрей Белый, М. А. Волошин, З. Н. Гиппиус, В. И. Иванов, Д. С. Мережковский, Ф. Сологуб, а также – многие менее известные, от М. А. Кузмина до начинающих С. М. Городецкого, В. Ф. Ходасевича или А. А. Биска. В журнале также эпизодически сотрудничали Л. Н. Андреев, И. А. Бунин, Б. К. Зайцев.

Вместе с тем для многих было очевидно, что участие ведущих авторов обеспечивалось прежде всего небывалыми гонорарами. Вот характерный эпизод, записанный В. Ф. Ходасевичем: «В начале 1906 г. я видел буквально такую телеграмму Мережковского в „Золотое Руно“: „Если журнал хочет сохранить мое идейное сочувствие, прошу немедленно перевести столько-то (не помню) рублей авансом“. Рябушинский не послал, т. к. за Мер‹ежковским› уже был аванс. Его рукопись (поэма [не помню названия] „Старинные октавы“) была уже в редакции. Эта поэма и напечатана в № 1 „Зол‹отого› Руна“, но в дальнейшем идейное сочувствие Мер‹ежковского› действительно прекратилось: больше он у Ряб‹ушинского› не печатался»[81]. Из подобных соображений многие были готовы терпеть самодурство и художественную бездарность Рябушинского как художника и литератора, постоянно вмешивавшегося в редакционную политику журнала и даже дававшего указания авторам, как им следует писать.

Наибольшую критику со стороны даже дружественных изданий вызывала излишняя роскошь «Золотого руна», переходившая в безвкусицу. Так, Брюсов писал, «… читая два вышедших №№ ‹…›, я почти все находил художественным, почти все одобрял и почти со всем соглашался ‹…› И все же роскошные страницы ‹…› кажутся мне пышным саркофагом, великолепной гробницей, где, с почестями, с прощальными надгробными речами, погребают русское „новое искусство“»[82]. Журнал был чрезмерно велик по размеру, изобиловал золотом (даже цитированный нами манифест был напечатан золотой краской); поскольку в редакционной программе был пункт о том, что «Золтое руно», среди прочего, ставит своей задачей знакомство Европы с современным русским искусством, вначале его прозаические материалы даже параллельно переводились на французский язык; потом Рябушинский решил переводить и стихи, для чего из Франции был специально приглашен поэт Эсмер-Вальдор (псевдоним Александра Мерсеро). Но внешне это выглядело совершенно излишним и вызывало серьезные нарекания. К середине года Рябушинский, побывавший во Франции, убедился, что никто всерьез читать его журнал не собирается, переводы отменил, а Эсмер-Вальдора просто выгнал (впоследствии ему все-таки были выплачены причитавшиеся по договору деньги).