Печать скорби (Война за мир)

«Сто?» — на мгновенье удивился Сварог, прекрасно помня, что Ольшанский оценил забегаловку в двести тысяч. Но потом вспомнил людскую натуру и удивляться перестал.

— Это та цена, которую предложил я и на которую Руслан с Ахметом согласились, — жестко сказал олигарх, внимания на сумме не акцентируя.

— Брат, я же не упрекаю! — всплеснул руками Тенгиз.

Краем глаза Сварог заметил, как Ключник едва заметно дернулся при слове «брат». Ольшанский же был — сама невозмутимость.

— Я не спрашиваю, почему так много денег! Я не спрашиваю, откуда у тебя столько денег! Я просто спрашиваю: зачем?

«Переигрывает, — отметил Сварог, подцепляя на вилку немного красной икры и даже не включая детектор лжи. — Интересно, а Ольшанский это чувствует? Ну, разумеется...»

— Потому что я Ольшанский, — весомо ответил олигарх. — Потому что мне так захотелось.

— Ольшанский, Шмольшанский! — махнул ладошкой Тенгиз, и Сварог понял, что эта фамилия ничего Тенгизу не говорит.

Ну да, ну да... Вот она, известность: все тебя знают — кроме какого-то мелкого содержателя нескольких забегаловок вдоль трассы. Которому и знать-то про тебя не обязательно, потому как плаваете вы на разных глубинах...

— Это не ответ, брат. Зачем тебе «Руслан», а?

— А тебе что за дело, а?

— А то дело, дорогой, что есть у меня к тебе коммерческое предложение.

— Если коммерческое, то излагай.

Ольшанский набулькал себе коньячку, выпил, смачно закусил шашлыком, зубами снимая кусок прямо с шампура.

Тенгиз, нахурившись, понаблюдал, как он жует, потом сказал негромко, буквально взял быка за рога:

— Я так понимаю, что ты человек не бедный. Деньги у тебя есть. Это хорошо. Мужчина без денег — все равно что... — Тенгиз пощелкал в воздухе пальцами, подыскивая сравнение, — все равно что сациви без курицы, да? И если ты покупаешь это кафе за деньги, и без документов, и без нотариуса, то ты можешь купить и больше, да? Молчишь. Правильно молчишь, не надо лишних слов, — обеими пятернями он, как граблями, пригладил волосы на голове. — Я, Тенгиз Абдуллаев, предлагаю тебе хорошо заработать, Сергей Александрович. Купи у меня все кафе на трассе, да? Дорого не возьму, да и, как говорится, оптом дешевле, мамой клянусь. Девять кафе — и ты в девять раз богаче, а? Подумай, дорогой, это большие деньги...

— Спасибо, уважаемый, — едва заметно улыбнулся Ольшанский, вытирая губы салфеткой. — Я одно купил — мне достаточно...

— Э, зачем торопишься? — поморщился кавказец. — Я же еще цену не назвал! А вдруг тебе понравится?

— Послушай, — сказал Ольшанский, и улыбка его мигом стерлась, а в голосе прорезалась сталь. — Мы с партнером разговаривали о серьезных вещах. Потом приходишь ты и перебиваешь. Да? Так дела не делаются. Если хочешь серьезно говорить — приходи завтра ко мне в офис, побеседуем, обсудим, поторгуемся... А сейчас зачем мешаешь?

Сварог не мог не восхититься. Теперь он понимал, каким именно макаром Ольшанский заработал себе репутацию и, собственно, деньги: с каждым клиентом он говорил на его, клиента, языке... И теперь в речи Ольшанского появились отчетливые кавказские интонации, хотя и без всякого акцента.

Интересно, какие нотки появились у него во время матча Ольшанский — Сварог. Сам Сварог, по крайней мере, ничего неестественного в речах олигарха не заметил...

— Я мешаю? — деланно удивился Тенгиз. — Это мое кафе! Мои стол, лавки, еда. Я хозяин, а ты — гость, так почему не уважаешь дом, в который пришел...

— Ну так и веди себя как хозяин! — резко наклонился вперед Ольшанский, и сталь в его голосе превратилась вовсе уж в дамасскую. — Ты зачем горы позоришь? Мы гости, дай покушать спокойно, поговорить, потом спрашивай!..

— Так ты ж не просто гость, — растянул губы в ухмылке Тенгиз. — Ты думаешь — денег дал, значит, дом твой. А я еще не сказал, что этот дом — твой.

— Ахмет взял деньги, — напомнил Ольшанский.

— Слушай, кто такой Ахмет? — всплеснул руками Тенгиз. — Директор? Владелец? Ахмет никто. Ты мог деньги дать кому угодно, и что теперь?

— Хорошо, — сказал Ольшанский. — Твое кафе — пусть остается твое. Верни деньги, и разойдемся.

— Э, что говоришь! Сначала дал деньги, теперь забрал... Потом снова дашь и снова заберешь? Так мужчины не делают...

А Сварогу вдруг стало невообразимо скучно. Боже мой, телевизоры во всю стену, уличные телефоны в кармане у каждого второго, не считая каждого первого, отдельные дома, тачки вовсе уж умопомрачительные — ну чем не Америка? А дешевый наезд как был дешевым наездом, там им и остался...

— Мне не нужны твои точки вдоль трассы, — с нажимом повторил Ольшанский. — Ни еще одна, ни четыре, ни все девять. И эта, по большому счету, не нужна. Оставь ее себе... И деньги оставь.

Тенгиз задумчиво сдвинул брови.

— Ты странный человек, Сергей Александрович, — протянул он. — Кафе не нужны, деньги не нужны... А вот я человек бедный, я человек приезжий. Меня милиция останавливает, налоговая придирается, СЭС эта, чтоб ей провалиться, все время приезжает, чуркой нерусской на улице называют... Мне нужны деньги, Сергей Александрович.

— Чего тебе надо, Тенгиз, а? — устало спросил Ольшанский.