Я обдумал его предложение.
– Вообще-то, меня ничего особенно не беспокоит.
– Альфред, – произнес доктор Бендерхолл, – все, что будет сказано в этой комнате, не выйдет за ее пределы. Мне запрещено делиться с кем бы то ни было полученной от пациентов информацией.
– А что, если я расскажу вам кое-что об одном преступлении?
– Ты совершил преступление?
– Ну, думаю, что формально – да.
– Хорошо.
– Значит, если я расскажу вам об этом… Разве вы не обязаны меня сдать?
– Отношения «врач – пациент» священны, Альфред.
– Это как? Как в церкви?
– Что-то вроде того. – Доктор Бендерхолл улыбался; зубы у него были желтые, как у тех, кто много курит или налегает на кофе. – Итак, что же это за формальное преступление?
– Я кое-кого обезглавил.
– Неужели?
– И кое-кого застрелил.
– То есть застрелил
– Не одного и того же человека. О, еще я угнал машину. Даже две. Полицейскую патрульную и «ягуар». И еще «ламборджини». Так что получается – три. Нет, еще был «бентли». Так что четыре. Вы точно никому не расскажете?
Доктор кивнул.
– Я после возвращения домой ни с кем об этом не говорил, – признался я.
Доктор Бендерхолл пообещал, что все, о чем я ему расскажу, будет считаться строго конфиденциальной информацией, и я ему все строго конфиденциально и рассказал.
Выслушав мою историю, доктор Бендерхолл отослал меня в приемную. Я услышал, как он снял трубку и позвонил моему социальному работнику. Доктор оставил дверь приоткрытой, так что до меня долетало почти каждое слово.
– Клиническая депрессия. Пограничный психотик с бредом величия и параноидальными фантазиями… мать умерла, когда ему было двенадцать… шесть месяцев назад убили его единственного родственника… Как следствие того, что отец оставил мать Альфреда еще до его рождения… Альфред верит, что является потомком рыцаря Ланселота… Да,
Я не верил ушам. Бендерхолл выложил социальному работнику все, о чем всего пять минут назад пообещал никому не рассказывать. И он был врачом! Если нельзя верить ему, то кому же можно? Я словно в вакуум угодил.
А когда появилась моя приемная мать, Бетти Таттл, доктор Бендерхолл пригласил ее в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Через полчаса она вышла, и вид у нее был такой, будто доктор врезал ей по голове бейсбольной битой.
– Я не сумасшедший, – сказал я Бетти, когда мы ехали в аптеку, чтобы купить выписанные доктором Бендерхоллом лекарства для психов.
– О нет, конечно же нет! – Голова у Бетти прыгала вверх-вниз. – Это просто ухабы, Альфред. Просто ухабы.
В тот вечер я подслушал, как препирались Таттлы. Хорас хотел от меня избавиться.
– Бетти, в один прекрасный день он окончательно слетит с катушек, – заявил Хорас. – Убьет нас, пока мы спим!
– Доктор говорит…
– Плевать мне на то, что говорит доктор!
– Может, нет у него ничего страшного, – сказала Бетти. – Обыкновенная опухоль мозга.
– Ты сама себя послушай! Обыкновенная опухоль мозга! Решено – мы вернем его соцслужбам. Я не подписывался быть приемным отцом психа!
Каждый день за ужином я незаметно сплевывал таблетку в ладонь и прятал ее в карман, а после ужина смывал в унитаз. И много об этом думал. О том, что я и впрямь могу быть сумасшедшим. Ведь если все вокруг считают, что ты сошел с ума, то и нормальный спятит.
Я мог бы доказать доктору Бендерхоллу, что мой рассказ не выдумка. Надо было только попросить его связаться с Абигейл Смит, оперативником АМПНА, которая дала мне свою визитку и предложила звонить в любое время.
И я действительно звонил ей примерно полгода назад, по возвращении из Англии. Абигейл поинтересовалась, как у меня дела в школе, и объяснила, что работа на АМПНА скорее призвание, чем служба. Я не совсем понял, что она имела в виду.
– Обычно мы не рассматриваем кандидатуры тех, кто не достиг двадцатилетнего возраста. И курс подготовки у нас довольно жесткий, – сказала Абигейл.
Я еще удивился: для чего же тогда она дала мне визитку?
– И что же мне делать? – спросил я.
– Альфред, я понимаю, что сейчас, после всего случившегося, тебе трудно вернуться к нормальной жизни. Я говорила, что мы заинтересованы в твоем развитии, и это действительно так. Можешь не сомневаться.