Печать тьмы (СИ)

— Конечно! — Глаза Джеймса светятся жёлтым, а зрачки становятся вертикальными. Он некоторое время смотрит на меня, сжимает руки в кулаки и выдавливает улыбку. — Ну, раз уж всё это неважно, то давай пообедаем и сделаем вид, что её здесь не было? Как тебе моё предложение?

— Я не хочу есть. Спасибо. Верни меня в академию. Я хочу убедиться, что мои друзья на самом деле в порядке.

— Не веришь мне из-за какой-то демонессы? Я хоть раз обманул тебя?

Приоткрываю рот, но даже тут сказать против нечего, потому что принц Тьмы предупреждал меня, говорил, что случится что-то, за что я возненавижу его. Однако верить на слово сложно. Я хочу собственными глазами увидеть Байрона, Рэйриана, ректора. Мне важно убедиться, что они живы.

— В таком случае мы вернёмся в академию сейчас, но тебе следует зарубить себе на носу, что ты моя собственность. Говорю, чтобы это не стало для тебя неожиданностью, потому что Люциторуму я представлю себя как свою игрушку, и ты должна подтвердить мои слова. Надеюсь, ты будешь выглядеть убедительно.

— Твоя собственность? Игрушка?

Хочется поспорить, но я решаю начать игру прямо сейчас.

— Конечно, мой господин, — выдавливаю сквозь стиснутые зубы и вздёргиваю подбородок, глядя на Джеймса с ненавистью.

Уж не знаю, какую игру он затеял, но она совсем не нравится мне.

— Прекрасно, но поубавь спесь, ведьмуля, если не хочешь, чтобы у тебя появились проблемы. Раз так сильно соскучилась по своим друзьям, возвращаемся на Землю. Посмотришь, друзья ли они тебе после всего, что случилось.

Принц Тьмы встаёт и быстрым шагом направляется в сторону коридора, из которого мы пришли, а я семеню за ним.

Если и не останутся друзьями, то это только моя вина.

Глава 2. Джеймс

У меня нет сердца. Вместо органа, который люди так любят обожествлять, называя эпицентром любви — кусок обугленного дерева. Почему дерева? Хороший вопрос… Потому что мне так хочется. И нет — я не умею любить. Это чувство стало проклятием моей сестры и лишило её жизни. Я поклялся себе, что никогда не разбавлю тьму противной любовью. И я прекрасно справляюсь. Но почему до сих пор ношусь с ведьмочкой, пробившей в груди дыру? Встреча с ней пошатнула меня. Сам не знаю, как так получилось, но в груди образовалась дыра, заполнить которую может только её близость. Она была рождена для великих дел, но я перекроил её судьбу, согласно своим эгоистичным желаниям. И вот теперь пожинаю плоды — она мне не верит.

— Ты можешь идти чуточку медленнее? — пыхтит Адалин, я оборачиваюсь и с улыбкой смотрю на неё.

Натягивать на лицо дежурную улыбку стало таким привычным и правильным. Если ходить с повешенным носом, то ничего хорошего ждать от жизни точно не приходится. А я привык получать всё, что пожелаю.

— Ноги коротковаты, ведьмуля? — спрашиваю с усмешкой в голосе, за которой скрывается боль.

Почему меня так сильно задело её недоверие?

Это ведь вполне привычное дело для человека, общающегося с тёмной сущностью. Правда, Адалин больше не человек, и ей придётся прийти к этому осознанию позднее. Поблагодарит она меня за дар или проклянёт? Покажет лишь время, а пока пусть всё остаётся на своих местах.

— Очень смешно, — огрызается ведьмочка. — Ты несёшься, словно тебя петух жареный в одно место клюнул.

— Оу! Жареные петухи умеют клеваться? Мне всегда казалось, что они уже ничего не могут, лёжа на таком красивом блюде, украшенные запечёнными овощами и аппетитной корочкой.

Адалин кривит губы, а меня забавляет её ребячество, и от обиды не остаётся следа. Делаю шаг вперёд, избавляясь от удушливого расстояния, разделяющего нас, и обхватываю ладонями её лицо. Девчонка ахает, приоткрывает губы, но не спешит вырваться или оттолкнуть меня от себя. Она изумлённо хлопает глазками, точно не решила пока, что делать дальше.

— Почему же ты так влияешь на меня? — рычу я сквозь плотно стиснутые зубы и не позволяю ей даже опомниться.

Наши губы встречаются за секунду. Адалин стонет, а её горячее дыхание обжигает меня, распаляя желание углубить поцелуй, превратить его в нечто более интимное. Руки соскальзывают с нежного лица, и я провожу ими по плечам ведьмочки, мягко сжимая пальцы. Она не отстраняется, я чувствую, что ещё немного, и остановить этот пожар уже будет невозможным. Как долго я мечтал целовать эти губы, наблюдая за их обладательницей чужими глазами? Хотел довести её до исступления, и рассчитывал, что это поможет избавиться от наваждения. Да не помогло. Первый поцелуй выработал зависимость от этих губ, подсадив меня на них так прочно, что соскочить уже не получится.