Печать Тора

— Они в безопасности, скрыты под защитным заклинанием, и до тех пор, пока никто из них не потеряет голову, Морлемы их не обнаружат. Им теперь нужно ждать, пока эти бестии смиряться с тем, что не смогли сегодня нас поймать и вернуться домой, — Адам на одно мгновение закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— Я предупредил Торина и твою бабушку. Мы встретимся с ней сейчас в ратуше, в её приёмной. Пошли, теперь нам нужно только позаботиться о ней, — Адам указал на госпожу Трудиг, которая лежала в коридоре, словно огромная переливающаяся конфетка и тихо храпела.

Незадолго до прибытия господина Трудига, его жена пришла в себя. Мы помогли ей встать и проводили к столу, где она села явно в полной растерянности. Вместо того, чтобы, как всегда, бодро болтать и задавать нам вопросы, она оставалась на удивление тихой и только смотрела на нас, странно нахмурившись.

Адам немного изменил её воспоминания, заставив забыть последние минуты. Просто на всякий случай. Нельзя было рисковать, что госпожа Трудиг больше не позволит нам пользоваться дверями. Когда мы убедились в том, что она чувствует себя более или менее нормально, мы попрощались и, в конце концов, покинули туристическое бюро.

Собрались тучи и начался лёгкий снегопад. На улицах было мало людей, потому что большинство магазинов уже закрылись. Бок о бок с Адамом мы прошмыгнули мимо рыночной площади и направились к ратуше.

Бабушка не особо обрадовалась, когда увидела, в каком мы с Адамом состоянии. По её серьёзному выражению лица я видела, что она не недооценивает ранения. Она сделала светло-зелёную пасту из листьев органзы и намазала ей наши обширные раны. Затем обмотала их бинтами и предписала носить целую неделю и, кроме того, каждый день приходить на перевязку.

Адам кивнул, потому что, видимо, ему уже был знаком с этой процедурой. Только я до сих пор понятия не имела, как сильно Морлемы могут нас ранить.

— Останется всего несколько шрамов, — утешил он, когда бабушка мыла своё оборудование.

— Таких, каких у тебя уже много, — ответила я, глядя на него с улыбкой.

Теперь, когда охлаждающие повязки, наконец, успокоили боль на руках и ногах, я снова могла улыбаться.

Я вспомнила тот момент, когда впервые увидела шрамы Адама, а также, что их вид сначала меня напугал. Но теперь у меня будут такие же, знак того, что я боролась с несправедливостью своими руками.

Адам кивнул. Но не улыбнулся в ответ, напряжённо проведя рукой по тёмным волосам.

— Нам пора возвращаться в Глиняный переулок. Мы договорились встретиться там.

— Я вам дам, возвращаться, — прервала его бабушка. — Прежде чем уйдёте, сначала подробно объясните, как могло так случиться, чтобы вы участвовали в битве с Морлемами. И это был не один Морлем, это я ясно вижу.

Я вздохнула, размышляя, сколько правды вынесет моя бабушка. Но потом вспомнила, что мы хотели быть честными и начала рассказывать историю с самого начала.

— Значит ты хочешь использовать себя, как приманку, — подозрительно сказала бабушка, когда я закончила. Затем посмотрела на меня широко распахнув глаза, в них лежала печаль. — Разве недостаточно, что они похитили Лидию?

— Я делаю это, чтобы спасти Лидию, и не только её. Это нужно, наконец, прекратить, — сразу ответила я. — Если у тебя есть какая-нибудь другая идея, тогда дай знать, но до сих пор никто ничего не предложил, и никто ничего не делает.

Бабушка выпрямила плечи.

— Я пытаюсь преуспеть в палате сенаторов и отменить реабилитацию Бальтазара. Кроме того, я пытаюсь поймать Густава Джонсона, как он вступает в контакт с Бальтазаром и я оказываю давление на Ладислава Энде, чтобы он, наконец, снова пустил в ход Чёрную гвардию, и адмирал мог начать охоту на Морлемов. Они прекрасно знают, что эти бестии снова появились. Однако Ладислав Энде также знает, что если официально признает возращение Морлемов, то его популярность будет измеряться тем, каких успехов он добился в борьбе с ними, поэтому он пытается избежать этого любой ценой. Это всё работа, которая продвигается не так быстро, и она не особо сенсационная, но будет иметь тот же эффект, что и сражение.

— Однозначно, — горько подтвердил Адам. — В палате сенаторов идёт борьба за власть. Это очевидно. Адмирал прекрасно знает, почему он не нужен. Но рано или поздно решение о том, что будет дальше с Чёрной гвардией, должно быть принято. Надеюсь, что адмирал до тех пор не потеряет голову. Он тоже знает, что Морлемы вернулись и не может смериться с тем, что ему не дают бороться с ними.

Бабушка медленно кивнула.

— Всё так и есть. Это фарс и свидетельство бессилия правительства. Даже если мне этого не хочется, всё же сейчас я должна поддерживать Ладислава Энде, потому что кажется, что на данный момент он наш единственный оплот против Бальтазра. Если он уступит, и у Густава Джонсана будет полная свобода, то очень скоро Бальтазар въедет в палату сенаторов, выбрав тот или иной способ.