Печать Владимира. Сокровища Византии (сборник)

Но внимание дознавателя привлекли фрески на западной стене, посвященные, по обычаю, Страшному суду. Леса, возведенные в правой части стены, свидетельствовали о том, что работа еще не закончена. Артемий подошел ближе, чтобы посмотреть на произведение. Насколько традиционным был сюжет, настолько манера неизвестного художника отвечала его собственной оригинальной концепции, резко отличаясь от стиля других фресок.

Изображения Судии Христа в окружении ангелов и вереницы праведников, ведомых Петром и Павлом в рай, занимали мало места по сравнению с оставшимся пространством, отданным грешникам, которых два ангела бросали в огонь. Фреска поражала изобилием деталей и необычным реализмом. Лица, искаженные ужасом и страданиями, измученные тела, оторванные члены, развевающаяся разорванная одежда резко выделялись на ярко-красном фоне. В своем падении грешники, казалось, цеплялись друг за друга. Но их словно засасывал вихрь, создаваемый чудовищным персонажем, оскал зубов которого, впрочем, выражал вполне человеческую жестокость.

Издали многочисленные перекрещивающиеся линии создавали странный ромбовидный мотив, который казался гармоничным и умиротворяющим и поражал лишь богатой хроматической гаммой, где пурпурные и ярко-красные тона чередовались с золотисто-желтыми и темно-зелеными цветами. Но вблизи благодаря своему неистовству изображение вполне могло привести в замешательство самого невинного зрителя, потрясенного картиной неизбежного наказания за грехи.

Боярину хотелось полюбоваться удивительным изображением Князя Тьмы, но центральную часть фрески частично закрывали леса. Он поискал глазами художника. Тот стоял в нескольких локтях от пола, заканчивал писать очередного грешника. Два монаха работали за деревянным столом, недалеко от лестницы, позволявшей забраться на леса. Они растирали краски, приготовленные мастером. Почувствовав на себе взгляд, художник обернулся. Дружинник удивился – он оказался совсем молодым человеком, с бледным лицом и длинными редкими белокурыми волосами.

– Ты изображаешь поистине ужасные вещи, брат, – заметил Артемий.

Молодой человек удостоил дознавателя слегка презрительным взглядом и ничего не ответил.

– Неужели ты полагаешь, что среди монахов столько грешников, – если посвящаешь фреску злу? – продолжал старший дружинник, раздосадованный поведением художника.

– Неужели ты думаешь, что художник пишет для публики? – иронично возразил молодой человек.

– Художник пишет для людей, особенно если он работает над произведением, способным произвести на них сильное впечатление.

– Ты рассуждаешь, как человек, стоящий у власти, боярин. Художника не заботит влияние, которое он может оказать. Главное для него – это собственное удовлетворение.

– Тот, кто перебывает под властью безмерной гордыни, всегда удовлетворен собой.

– А вот тут ты ошибаешься, боярин. Требовательный к себе художник никогда не бывает удовлетворен. Особенно если речь идет о его произведении, поскольку только он сам может судить о нем.

– А Бог, который судит нас всех, во что ты его ставишь, наглец ты эдакий?

– Да, Бог стоит выше меня, – сурово произнес художник. – Но Бог, а не люди.

Изумленный Артемий всмотрелся в лицо молодого человека. Со сверкающими глазами, с лицом, искаженным презрительной ухмылкой, он, казалось, воплощал недоброжелательного мятежного демона, сошедшего с фрески. Дружиннику пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вспылить.

– Как зовут тебя, непризнанный гений? – спросил Артемий, вновь обретя спокойный и ироничный тон, столь свойственный ему.

– Злат-художник. На самом деле я служу монахам чуть ли не даром, надо тебе сказать. Три гривны за фреску таких размеров и такого качества – это грабеж. Они пользуются моим юным возрастом и тем обстоятельством, что меня еще никто не знает.

– Имя и репутация – это завоевывается и это поддерживается.

– Не беспокойся о моей репутации, боярин. Сейчас я был вынужден принять предложение скупцов. У меня не было выбора. Видишь ли, я сын бедного ремесленника. У меня нет средств, чтобы купить краски. Я вынужден изготавливать их сам, используя землю и травы, которые растут в лесу.

– Твое положение должно было бы научить тебя смирению, – заметил Артемий.

– Но все это скоро закончится, – продолжал художник, не обращая внимания на замечание боярина. – Как только я закончу работу, я покину эту дыру и отправлюсь туда, где мой талант оценят по справедливости.

– В Смоленске много талантливых художников.

– В Смоленске? Но почему ты думаешь, что я отправлюсь в Смоленск? Я собираюсь пойти в Киев. Лишь великий князь и митрополит способны понять, на что я действительно способен.

– Дорога в Киев длиннее, чем кажется. Многие ждут годы, прежде чем их представляют ко двору.

– Я знаю, что добьюсь успеха, – уверенно ответил молодой художник. – Впрочем, все так говорят. Образованный боярин, который недавно здесь был, тоже посоветовал мне идти в Киев. А он знаком с великим князем.

– Он был знаком с ним. Разве ты не знаешь, что Господь призвал его к себе?

Впервые с начала разговора молодой человек растерялся.