Печатное слово

И увидел Павел Артемьевич на бежевой, недавно выкрашенной цеховой стене три выпуклые, ни на что не похожие фигуры: овальные овалы, в извивающихся щупальцах голубоватого переливчатого пламени. А в центре этих мохнатых штук еще и узоры, или впрямь-буквы, слагающие слова, пульсирующие огнем. Бредовые пляшущие слова, и одно действительно на «ме», а другое на «те» как будто, и еще третье, самое длинное и совсем уж без смысла…

Но эти настенные штучки, хоть и огненные и жуткие, поразили Снеткова несравненно меньше, чем слова и фразы, исчезавшие под его взглядом со страниц мажаховского романа.

Веня Пудель, он же Вениамин Клошин, в чернорыночном книжном мире котировался средне. Пожалуй, и весьма средне. Ни связями, ни знанием рыночной конъюнктуры, ни даже дисциплиной, необходимой бизнесмену, он похвастаться не мог. Был Пудель несусветным бабником, вполне оправдывая свою кинологическую кличку, — бабником по жизненному призванию, оператором газовых котлов по необходимости и книжным жучком ради финансовой свободы. Но кое-что Веня Пудель в чернокнижной топталовке мараковал, иначе не подвизался бы на сбыте у самого Биг Бена, из тридцати процентов выручки и со своим риском. Биг Бен-это имя, это фирма.

Веня выскочил из автобуса на кольце, у последних корпусов новостройки, и бодро пошагал по колдобистой улице к толстой металлической трубе, которая, неизвестно где начинаясь и где кончаясь, отделяла новостройку от соседнего лесопаркового массива. И новостройка, и лесопарк-вся эта часть города именовалась Ягодным Полем. Здесь-то, укрытый от посторонних взглядов купами деревьев и защищенный помянутой трубой от неожиданного колесного милицейского наскока, и функционировал книжный черный рынок.

Вениамин шел, погруженный в размышления, при этом, однако, автоматически фиксируя обстановку. Трое у трубы: две девицы, типичные студентки, и мужик интеллигентного облика. Грядущие клиенты. Ничего опасного…

Размышлял же Веня о недавнем событии потрясшем городских книголюбов и ощутимо ударившем по карманам бизнесменов. Биг Вена в их числе. Тридцать экземпляров мажаховских «Копыт» того самого фантастического содержания, добытых шефом, вместо тысячной прибыли принесли полторы сотни убытка. Сдавать их теперь поштучно в книжные магазины? Вспотеешь, бегаючи. Тридцать кило бумаги. И весь тираж такой, говорят. Фантастика да и только…

Веня перелез через трубу, ощутив боками и животом угловатую твердость книжных переплетов. Веня-он не жадный, Веня за сверхприбылями отродясь не гонялся, Веня сюда с чемоданом не попрется, а пяток Агаповых и под курткой пронести можно. Пять Агаповых — пять четвертных. Цена законная, устоявшаяся. Агапов у него со свистом пойдет!

«Агапов-Кристин пойдет со свистом!» — срифмовал Пудель, фыркнул и в поощрение себе сунул в рот шоколадку. И народу нынче густо на Ягодном, и коллег-умельцев маловато, все больше дилетанты да честные обменщики напрямую. В основном же — покупатели. Ну, дай, боже, гладкого сбыта!

Веня перемигнулся со своими, цепко отметил в толпе целенаправленных покупателей, пригляделся к одному парню с простоватым, как ему показалось, лицом, прошел мимо, кивнул, отзывая в сторону.

— Чем интересуемся?

— Да разным интересуемся, — сказал парень, — в частности, детективами. Подруга моя — большая любительница.

— Какого автора предпочитает мадемуазель? — галантно осведомился Пудель.

— Агапов-Кристин первым номером. Есть?

— Мадемуазель повезло. — Веня Пудель постукал себя по животу. Избранное: «„Последний сейф“ и другие повести».

— Самое то, — сказал парень. — Сколько?

— От сердца отрываю, — вздохнул Пудель, четким движением извлекая угревшегося на животе синеобложечного Агапова, — деньги нужны позарез. Два с полтиной, цена стандартная.

— Четвертной, стало быть, — уточнил парень, разглядывая шмуцтитул, украшенный изображением свирепой групповой драки в свете автомобильных фар. — Ладно, грабь, день рождения у подруги. — Он полез во внутренний карман пиджака. — Пятерка сдачи найдется?

— Найдется, найдется, — закивал Вениамин, извлекая пятерку, — и что это за речи о грабеже? За сколько купил, за столько и…

— Ладно, держи.

Но, сказавши это, парень вдруг отвел Вениаминову руку и принялся листать книгу.

— Проверить надо, — пояснил он, — тут, говорят, утром одному такому морду били за Мажахова. Всучил, гад, женщине какое-то фуфло бумажное вместо книги… Хотя у тебя… Погоди, погоди, — углубляясь в чтение где-то в середине тома, забормотал он, сжимая Пуделево запястье. — «Сейф», говоришь?