Печенье счастья

Несколько одноклассников продолжили дергаться, как ожившие мертвецы, зато остальные попытались изобразить скользящий шаг назад. Получалось у них так себе, и я почувствовал горячее желание обставить их всех. Не зря же мы с Хьюго столько тренировались. Я попытался сконцентрироваться на ритме, пока не почувствовал, что музыка сама потекла по моему телу. И у меня пошло! Каждое подергивание плеча, каждое покачивание бедра, каждый шаг «лунной походки» был как надо. Ду-ду, ду-ду! Я увидел свое отражение в темном оконном стекле – наступила ночь. Я был как тень, которая скользила по кругу, слившись в такт с музыкой. Я был единственным, у кого получалось! Мне не хватало только шляпы и перчаток, чтобы стать настоящим Майклом Джексоном. Я крутанулся на месте и – Yes!

Вдруг я понял, что двигаюсь с закрытыми глазами. Так мне было удобнее сохранять концентрацию, но хуже удавалось держать равновесие. Когда я, двигаясь «лунной походкой», пересек всю танцплощадку, то неожиданно направился в сторону еды и напитков. Крутанувшись на месте, я со всего маху врезался в ближайший ко мне стол. Стол опрокинулся, и под шорох чипсов я поехал по полу, а блюдо с попкорном взлетело в воздух и взорвалось мне вслед, как настоящая бомба из попкорна.

– Ой! – вскрикнул «классный папа» и уменьшил громкость.

Все уставились на меня. Посидев немного на горе из чипсов, я вскочил, чувствуя, что щеки превращаются по цвету в два огнетушителя.

– Ты как? – испуганно спросил меня «классный папа».

– Ничего страшного, – как можно небрежнее ответил я.

Я запустил пальцы в волосы, и попкорн посыпался дождем вниз.

– Пожалуй, мне в туалет надо, – пробормотал я и пулей вылетел из класса.

Позади раздался хохот. Влетев в туалет, я запер дверь и уставился на себя в зеркало. Ну и видок у меня: глаза перепуганные, щеки горят, как лампочки от гирлянды, к волосам, сбрызнутым лаком, пристала пара зерен попкорна… Я вытащил их из головы и взглянул поближе. В сущности, побывать на полу они не успели, поэтому я отправил их в рот. На вкус одно из них оказалось соленым, а другое – сладким, но оба с неожиданным привкусом лака для волос.

Вздохнув, я опустился на сиденье унитаза. Интересно, может, мне провести остаток вечера в туалете? А то неизвестно, что еще может случиться, если я снова приближусь к танцплощадке или блюду с попкорном.

Через дверь доносился грохот музыки. От нечего делать я попробовал сложить самолетик из бумажного полотенца. Не вышло. Тогда я отмотал туалетной бумаги и замотал ей свою руку. Выглядело как повязка на раненом бойце. А что, подходит. Я и есть раненый. Только не в руку. Скорее в сердце. Я сидел в туалете, сгорая от стыда, и чувствовал себя жутко одиноким. С горя я забрал весь рулон бумаги и, встав перед зеркалом, принялся всего себя обматывать. Вдобавок я скорчил гримасу, будто испытываю страшные боли. «Ай-ай-ай!» – произнес я одними губами. Не кричать же по-настоящему, а то чего доброго услышат.

Я приложил ухо к двери и прислушался. Звучала музыка, все танцевали. Хьюго, Майя и другие ребята.

Хьюго и Майя… Я попытался понять, ревную я или нет. Может, я всего-навсего сержусь на Хьюго из-за того, что он был тем, с кем сейчас танцевала Майя, или из-за того, что он влюбился в Майю, а не в Мариам. Но ведь я же никогда не говорил с ним о своих чувствах. Может быть, потому, что я сам толком не понимал, что я чувствую.

Я опять принялся изучать свое отражение. Выглядел я как неудачно сделанная мумия. Тут в голову мне пришла веселая мысль. Такой замотанный я запросто сойду за зомби. А раз так, то я могу выйти наружу и прогуляться среди других зомби.

«Нет, Оскар, перестань!» – прошептал я сам себе.

«Ну и что плохого в том, что ты дашь волю своей фантазии?» – возразил мне внутренний голос.

К счастью, мне еще удавалось сдерживать себя. Я принялся выпутываться из туалетной бумаги. Как назло, бумага попалась на редкость прочная и рвалась с трудом. Наверное, она была какого-то эксклюзивного качества. Я весь взмок, пока содрал ее с себя.

Кто-то застучал в дверь:

– Оскар? Оскар, ты там?

Это был мамин голос.

– Он что, до Рождества там собирается сидеть?

Это был уже голос Ниссе.

Я сорвал с себя последний кусок бумаги и утрамбовал все в мусорную корзину. Потом спустил воду в унитазе и, немного выждав, вышел наружу.

– Ну наконец-то, – произнес Ниссе и проскользнул мимо меня внутрь.

– Оскар, ты как? – спросила мама.

– Я… я чувствую себя не очень хорошо, – честно признался я.

И это было почти правдой.

– Бедный старик, – начала мама и протянула ко мне руки, чтобы обнять.

– Я домой пойду, – сказал я и рванул за курткой.

– Бедный старик, – повторила мама.

– Перестань, – отмахнулся я. – Никакой я не старик.

– Ну, конечно, – улыбнулась мама. – Но я должна проводить тебя…

– Ничего страшного со мной не случится, – перебил я ее. – Папа уже дома, а ты должна остаться и смотреть за порядком в классе.

Мариам и еще несколько девчонок выскочили в коридор как раз в тот момент, когда я открывал дверь на лестничную площадку. Вид у них был разгоряченный, и они беспрестанно хихикали.