У меня есть одна практика – это воспитывать ребят. Делать человеков, настоящих человеков из малышей и особенно из тех ребят, которых иногда производят школы. Называют их потом трудновоспитуемыми и выдавливают из школы, из своего педагогического внимания. И вот такими ребятами я с удовольствием руковожу. Работать с ними особое удовольствие, особый педагогический интерес – сделать из каждого такого ребенка человека. Влюбить его самого в себя. Влюбить в него своих коллег, хотя он абсолютно не даёт никаких признаков, по которым можно было отнестись к нему с любовью. Часто бывают такие ребята, ну… живой организм. Но это ещё не значит, что его нужно любить, потому что он скорее вызывает какое-то опасение, какую-то тревогу и какую-то настороженность, опаску. И всё-таки мы многое в себе человеческое перебарываем, влюбляемся в нашего воспитанника, ещё не воспитанного, а затем делаем его таким красавцем. И так неудержимо влюбляемся, что потом, когда расстаёмся, то как будто кусок сердца откалываем. Не хочется с ним расставаться. Тобой овладевает чувство родительского эгоизма. Вот вырастил, вылепил, красавца-человека с лучшими нравственными признаками, общественными признаками. И хорошо, если бы он жил рядом с тобою и уж теперь насладил тебя, что ли.
Такие ребята в наших школах есть. И это, друзья мои, с наших педагогических счетов сбрасывать нельзя. Только в такой практике, в практике организации коллективов детских, в практике прямой лобовой атаки на пакостного, юродивенького хлопчика! На практике, я думаю, и без меня вы, очевидно, знаете, сколько в жизни бывает всяких недоразумений. И вот как на эти нарушения педагог должен реагировать, в плане мер воздействия?
Здесь выступала девочка. Она рассказывала, что делала с ребятами. Стенгазету выпускали. Она вся получилась такая есенински-поэтическая. Сначала она сказала, что ребята немножко шумели и даже некоторые смеялись. А вообще-то они были все хорошие. И этот смех, эта возня в классе была безобидной. Иногда так безобидно начинается, но очень горько заканчивается. Это не следует никогда забывать. Иногда мы ещё вот чем больны. Если дитя совершает какой-нибудь проступок, так мы атакуем его уже как нарушителя, а не атакуем у него этот порок, не ищем сначала причину, породившую этот порок.
Я в своей практике благодарно вспоминаю Антона Семёновича Макаренко, который учил нас: сначала атакуйте сам факт нарушения, а потом найдете причину, побудившую воспитанника так поступить или породившую этот порок. Поэтому, друзья, всегда немножко настороженно прислушивайтесь, что за смешок, что это за возня в классе, чем она вызвана, к чему она может привести. И мгновенно следует сориентироваться в последствиях.
Каждый из вас мечтает о том, что скоро окончит институт, пойдет в школу, попадет на первый урок. Как это должно быть интересно! Как я оденусь, как буду держать голову чуть-чуть вправо! Следует иметь в виду, что могут быть самые неожиданные происшествия, и в них вы должны оперативно разобраться, понять причины во имя нравственного благополучия. Мгновенно найти причины порока очень непросто. Бывают подобные явления на улицах, когда гражданин, не поражённый микробами равнодушия, у которого не торчит вата в ушах, вата равнодушия, не ослепленный этой проклятой формулой «моя хата с краю, я ничего не знаю», останавливается и останавливает ребят, когда они чинят какое-нибудь недоброе дело. Он, прежде всего, задаёт глупейший вопрос:
– Что выделаете?
Вывидите, что дети берут снежки и хорошо их сдавливают и даже немножко водичкой смачивают, чтоб плотнее прилегало, а затем стараются попасть между лопаток чей-нибудь спины. Как правило, они выбирают не широкую мужскую спину, а девичью, чуточку сутуловатую. Этот гражданин подходит. Они кидают, оскорбляют, ударяют по чужим спинам. Они делают недоброе дело. Уже, быть может, даже стекло где-то полетело. Потому что их снежок мимо чей-то узенькой спины попал в широкое окно. На вопрос эти остроумные ребята скажут:
– Ты что, не видишь, что мы делаем?
Мне кажется, не вопрос следует задавать, а требовать от них решительно-протестующим требованием.
– Не сметь! Не сметь!
А потом уже, если вы неисправимый педагог, тогда ждите, и если они прекратили, и как-то съёжились, и сказали: «Извините», и ушли, тогда вы начинаете заниматься анализом: откуда это у них явилось, почему они делали это. И только после этого делаете выводы.