Сколько было лет папе, когда его отправили в специальный режимный детдом, я просто никогда не спрашивала. Просто – знала. И всё. Вот там-то папа и встретил моего третьего дедушку. Звали его: Семён Афанасьевич Калабалин. По книге Макаренко «Педагогическая поэма» – Карабанов. Если бы не он, то неизвестно, кем бы стал мой папа. Туго ему пришлось после ареста мамы. И беспризорничал, и ночевал в асфальтовых котлах, и мечтал, как и многие другие бездомные мальчишки того тяжёлого времени, хоть раз наесться досыта, всё было… но на его пути встретился дед Семён, так я его звала про себя, стесняясь сказать это заветное слово вслух. У всех моих подруг был хоть один дедушка, а у нас с братом не было. Я его помню очень хорошо, да и то сказать, когда меня первый раз привезли к нему в гости, мне было уже пять лет. И всё время, пока родители гостили у моих названных дедушки и бабушки, я жила с ребятами в одном из детдомовских отрядов, так что, когда пришла пора прощаться с моей новой семьёй, «рёву» я задала приличного. Я не помню, чтобы мы с дедом Семёном много общались, просто мне стало легче жить от мысли, что и у меня есть дед, да ещё и какой.
Я больше помню бабушку, Галину Константиновну. У неё мы гостили летом уже с моим двухлетним сыном. Я очень любила бывать в Клемёнове, где она жила. И хотя её дети давно только навещали маму, все внуки, а, значит, и мои названные братья и сестра были не только мне знакомы, но мы дружили, пока я гостила у Галины Константиновны, как может дружить двадцатидвухлетняя мамочка, вечно загруженная мыслями о своём капризном сыночке, и подростки. Просто это были мои младшие братишки и сестрёнка. Жили мы с сынишкой в небольшой комнате, она была посвящена памяти моего удивительного деда. Обо всём в ней рассказывалось, но больше всего там было писем и памятных подарков, сделанных руками воспитанников.
Я знаю, что на Кутузовском проспекте, недалеко от Поклонной горы, был музей Антона Семёновича Макаренко, там очень многое посвящалось и деду Семёну. Он был человеком необыкновенной скромности.
Много лет спустя, после того, как он от нас ушёл, я узнала, что в годы Отечественной войны дед был разведчиком, что он долго работал в тылу врага и только чудом спасся. Не любил дед хвастаться и своих детей приучал к этому же.
Я тоже стала учителем, осознанный ли то выбор или нет – не знаю. Просто, когда сбежала из престижной редакции, где работала корректором, я ушла в школу и поняла, что это – моё. Не знаю, каким чудом, мне передались учительские гены от моих названных дедушки и бабушки, но получилось так, что я оказалась в нужном месте в нужный день и час. Вот уже тридцать с лишним лет я – учитель, и каждый миг благословляю тех, для кого стала преемником в работе. Долгое время я не задумывалась об этом, казалось, что всё случилось само собой, но если вспомнить первый семинар по педагогике в институте… Не знаю, как получилось, но написала же я, что причиной, побудившей меня стать учителем, стала книга Вигдоровой «Это, мой дом». Книга о моих названных дедушке и бабушке, об их сложной судьбе, об их первых воспитанниках, среди которых был и мой папа.
Грустно читать о том, как дегенерат-воспитанник убил, просто так, Костика и как в одну ночь поседел Семён Афанасьевич, но не ушёл от детей, не бросил мальчишек и девчонок, с которыми пережил это тяжкое горе.
Всё в этой жизни соизмеряется для учителей чувством долга перед теми, кого «приручили» и необыкновенным чувством: любви, потому что она заложена в душах педагогов, как данность призванию, осветившему всю их жизнь. Без этого, вероятно, невозможно стать учителем, потому что только оно (это чувство) и может помочь преподавателю и его воспитаннику идти по жизни рядом.
Ученику стать человеком, – а учителю принять других и, как обычно для этой профессии, суметь не только опять, как и много-много раз стать воспитателем и другом для новых учеников, но и полюбить их. А потом как всегда: расти, учиться вместе с теми, – кто сегодня пришёл несмышлёнышем и сел за парту, за которой ты ещё видишь того, «старого» – и невольно пытаешься в новом: найти похожие черты характера, внешности, присущие тому, кого вчера выпустил во взрослую жизнь. И только тому, кто сумел – это понять, Господь и дарует право и немножечко способности стать учителем. Всеми этими качествами с лихвой Господь оделил Семёна Афанасьевича и Галину Константиновну. И в памяти всплывает середина 1970-х, когда в «Ленкоме» с Николаем Караченцевым в одной из главных ролей был поставлен спектакль о жизни Макаренко и его воспитанников, а одним из них был Семён Карабанов – мой названный дед. С тех пор прошло, без малого, 30 с лишним лет.