Педагогический декамерон

Однако, в отличие от естествоиспытателя, наблюдающего за предметом своего исследования со стороны, педагог, образно говоря, находится одновременно и в «колбе», где он непосредственно взаимодействует с ребенком, и вне ее, – когда он изучает этот процесс. В современной науке это называется включенным формирующим экспериментом. Сложнейшая позиция, когда ты одновременно являешься и экспериментатором, и испытуемым. Она требует предельной искренности, самокритичности и бесстрашия экспериментатора, готового честно зафиксировать в протоколе все увиденное, включая собственные просчеты, глупости и ляпсусы, допущенные в работе с детьми. Собственно говоря, такому включенному формирующему эксперименту над самим собой и детьми посвящена эта книга. Временные рамки эксперимента: тридцать с лишним лет. Начался он с момента появления автора этой книги в школе, а продолжается по сей день. В науке длительный эксперимент именуется лонгитюдом. Но я не собираюсь пугать молодого коллегу большим количеством специальных терминов.

Терминологическая перегруженность – еще один неизбывный грех академической педагогики, искусственно затрудняющий ее освоение. Очевидно, что каждая наука должна иметь свою систему понятий, категорий и терминов, позволяющих специалистам говорить на одном языке. Но в последние десятилетия язык педагогики оказался замусорен обломками плохо усвоенной психологии и крохами с барского стола методологов. Как-то в выступлении одного из моих ученых-коллег услышал я поразительную фразу: «Вертикальная и горизонтальная диффузия дессиминационных процессов». «Дессиминация» в переводе с английского – распространение передового опыта. Надо понимать так, что горизонтальная диффузия – это распространение педагогических инноваций по горизонтали: от школы к школе, а вертикальная диффузия соответственно тот же процесс, но идущий сверху, например, из институтов усовершенствования учителей. Звучит солидно, а, по сути, происходит то, о чем говорил французский писатель Леото: «Все может быть выражено ясно, и не уметь ясно выражаться – признак неполноценности, а выражаться неясно намеренно или ставить это в заслугу – глупость». И Макаренко, и Корчак излагали свои педагогические выводы прозрачным литературным языком, поскольку знали свой предмет настолько хорошо и могли представить его так, чтобы он даже не посвященным в тонкости педагогики людям казался несложным.

Но дело не только в форме изложения педагогических изысканий. С юности я увлекался театром, перечитал множество книг из области театроведения, но никак не мог заставить себя одолеть книгу К. С. Станиславского «Работа актера над ролью». Засыпал уже на десятой странице. Однако стоило мне организовать в школе ученический театр и начать работать над актерским мастерством юных исполнителей, та же, ранее казавшаяся скучной, книга стала настольной, и я с напряженным вниманием вчитывался в каждую ее строчку. Также и с педагогической литературой: пока на практике не столкнешься с реальными проблемами, не устанешь от вынужденной необходимости каждый раз заново изобретать педагогический велосипед, осознанной потребности в ней не возникнет. Парадоксально, но во всех педагогических вузах педагогика преподается на первых курсах, т. е. тогда, когда она еще не может быть востребована. С другой стороны, нельзя же допускать на практику в школу студентов, не имеющих хотя бы общих представлений о специфике своего труда. Это неразрешимое противоречие и подвигло меня на написание книги, в которой, смею надеяться, мой молодой коллега увидит живую, динамичную картину школьной жизни во всем ее жанровом многообразии: с серьезными психологическими драмами и комедиями, порой переходящими в фарс, лирическими поэмами и криминальными сюжетами. Чего греха таить, даже театр абсурда имеет место в школе, которая полностью отражает все, даже лишенные смысла и перспективы, тенденции окружающей ее жизни.