Педагогика угнетенных

Фрейре также не скрывал испытываемой им «сущей ярости», осуждая критическую позицию многих мягкотелых либералов и некоторых из так называемых критических педагогов, которые часто находят приют в стенах высших учебных заведений, скрывая свою зависимость от бесстыдного консюмеризма и одновременно набрасываясь в своем письменном дискурсе на рыночную теологию неолиберализма. Очень часто вкусы таких мягкотелых либералов и так называемых критических педагогов и их способы бытия в мире и взаимодействия с ним остаются, по словам Фрейре, неразрывно связанными с крайне неолиберальными рыночными взглядами, которые они сами осуждают на уровне письменного дискурса. В своих ежедневных поступках такие мягкотелые либералы и так называемые критические педагоги часто действуют отнюдь не так, как предписывает им праксис, превращая заявленный политический проект в ископаемое, в неясные аналитические разглагольствования, которые не могут выйти за рамки «отсроченного» действия – действия, спланированного с целью превратить существующее, присущее неолиберализму губительное обожествление рынка в новые демократические структуры, которые приведут к равенству, равноправию и формированию поистине демократических политических методов. Другими словами, многие мягкотелые либералы и так называемые критические педагоги кичатся своими левыми принципами, демонстративно провозглашая себя сторонниками марксизма (что в большинстве случаев высказывается лишь в письменном дискурсе или в безопасных стенах высших учебных заведений), а иногда чувствуют необходимость похвастаться также и тем, что, к примеру, их радикализм выходит за рамки идей Маркса, поскольку их политические принципы ближе к взглядам Мао – а эту позицию они считают еще более радикальной. В результате звание сторонника левых в академическом мире становится присваиваемой, экзотической политической и культурной валютой: принадлежность к марксистам, сидящим в башне из слоновой кости, обеспечивает человеку статус, но в реальности это всего лишь стильный бренд, олицетворение консюмеризма, поддерживаемое за счет манипуляций над пустым, символическим списком названий и ярлыков, которые в остальном по сути своей лишены какого-либо смысла. В сущности, бытующее в академическом мире звание «марксиста», которое используют некоторые критические педагоги, превращает этическую и политическую деятельность в спектакль, а левое мировоззрение – в товар широкого потребления. Становясь товаром, эти самовольно присвоенные «радикальные» позиции и звание радикала оказываются пустышками, утрачивая свое прогрессивное содержание до такой степени, что они становятся оторванными от принципиальных действий. Этот разрыв лежит в основе воспроизведения теологии неолиберализма, которая не одобряет коллективную общественную деятельность, основанную на критическом мышлении, и поощряет рьяный, беспощадный дух соперничества. Этот коварный процесс отрыва критического дискурса от действий позволяет поступать вопреки убеждениям: он дает самопровозглашенным марксистам на службе у институтов образования возможность, к примеру, заявлять, что они против расизма, и одновременно превращать борьбу с расовыми предубеждениями в безжизненные клише, которые не оставляют никакого педагогического пространства для критики идеологии, проповедующей превосходство белых. В ходе этого процесса их прогрессивные принципы часто используются, вводятся в действие лишь постольку, поскольку они изобличают расизм на уровне письменного критического дискурса, неизменно получая плоды привилегий от зацементированного узаконенного расизма, который они добровольно отказываются признавать и против которого добровольно отказываются бороться.