Педант

Я рассмеялся, чувствуя себя подростком, если не сказать мальчишкой! Да и как тут не почувствовать: ведь вот же оно, воплощение мальчишеских грез, пялится на меня с экрана своими глазами-лампочками, шевелит руками-щупальцами, поводит из стороны в сторону огромной трапециевидной… наверное, все-таки головой. Даже сердце кольнуло: вот оно! Не ради африканских божков, европейских дипломатов и азиатских бизнесменов, не говоря уж о психопатах всех мастей. Вот ради чего ты проучился восемь лет, а потом еще десять – оттачивал профессиональные навыки.

Кстати, умение справляться с детским восторгом – не один ли из них?

– Вы сказали, девяносто шесть дней? – вспомнил я. – Это получается…

– Шестое июля, – подсказал Гера.

Я кивнул и пробормотал под нос:

– Бойся данайцев, дары приносящих в июле. – Потом обернулся к профессору. – Это ведь он говорит? По-русски?

– Или синтезирует человеческую речь. Точнее сказать трудно. Контакт до сих пор не установлен. У нас нет ничего, кроме этой записи.

– Но почему стихи? Может, они уже прилетали? Во времена Гомера?

– Ага, Симпсона, – хихикнул Герка. – С русским дубляжом. – И добавил серьезно, а может – кто его разберет – снова пошутил: – Я тоже так подумал, когда увидел черно-белое изображение.

– А вы пытались выйти с ними на связь? Стихами или… как обычно?

– И так, и так, – кивнул Аркадий Петрович.

– И что?

Профессор только развел руками.

– А на других языках? – не унимался я. – На английском, немецком, китайском?

– Мы не пробовали.

– Почему? – спросил я, но через секунду и сам сообразил. – Ах, ну да. Незачем раньше времени показывать, что население Земли – не одна большая дружная семья.

Я прислушался к звукам инопланетной речи.

– Пусть представитель планеты сей, меньший иль равный,
Первые солнца лучи чье чело озаряют,
Не шевелясь, к нам приблизится, выждет мгновенье
И, разделив неделимое, руку протянет…

– Так ведь это… Это и есть инструкция для контакта! – осенило меня.

– Гений! – фыркнул Герка. – Вы были правы, Аркадий Петрович, когда говорили: вот придет Вадик и все решит. – Потом перестал издеваться и добавил обиженно: – Инструкция, как же! Знал бы ты, чего нам стоило одно это «не шевелясь, приблизится». Семнадцать дней потрачено, семнадцать! Заметь: солнечных!

– Кстати, до восхода меньше часа, – напомнил профессор и выключил запись. – Сейчас, Вадим, я дам вам распечатку, так будет быстрее. Вы ознакомитесь с отчетом, и мы, помолясь, начнем. Если у вас остались какие-нибудь вопросы… Да где же она?

– Один вопрос. – Я дождался, пока Аркадий Петрович поднимет на меня глаза, и спросил: – Почему я?

Профессор перестал шелестеть бумагами, опустил очки на кончик носа и улыбнулся.

– Вы не пропустили ни одной моей лекции.

Я пожал плечами.

– Не я один.

– Да. Но вы единственный, кто ни разу на них не заснул.

Это было правдой. Во время спецкурса по нетрадиционным методам ведения переговоров я не спал. Я там ел. Из-под парты, отламывая от бутербродов маленькие кусочки и прикрывая ладонью рот. Потому что в столовой на всех не хватало мест. И еще потому что по средам у ловеласа Герки были свидания, а комната в общежитии была одна на двоих. И наконец потому что… Не стану кривить душой. Мне просто нравилось, как преподает Аркадий Петрович.

Через пятнадцать минут начали прибывать остальные сотрудники. Входили, занимали предписанные места и принимались деловито копошиться. Шума старались не производить, но все равно к половине шестого в зале стоял монотонный гул, опять-таки как в ЦУПе за несколько минут до старта. Только я за неимением собственного места бродил между рядами, как неприкаянный, знакомился с кем-то, отвечал на приветствия, пил из пластикового стаканчика остывший кофе или чай и при этом ни на миг не отрывался от распечатки.