Педология: Утопия и реальность

В определенные часы (сигнализация) пищеварительный аппарат проделывает (сам без понуждения, автоматически — в этом гениальная биологическая экономия) всю подготовительную работу: даются толчки для выделения пищеварительных соков, создается установка на передвигание пищевых комков, кровообращение тяготеет в сторону брюшной области и т. д. Фабрика заряжена. Однако «хозяин не является», не ест, и вся подготовительная, ритмизированная, мудрая работа оказалась впустую.

Легко ли снова приступить к ней, когда «хозяин» наконец соблаговолит явиться? Совсем нелегко, а в конце концов почти и невозможно. Если питание протекает в самые разнообразные отрезки времени, подготовительная работа и вся пищеварительная функция требует совершенно специальных, добавочных — притом сильных — затрат со стороны мозговой коры. В «неожиданные» часы пищеварительный аппарат не готов к работе (готовился раньше), — выделительная и двигательная функция его слаба, — надо его заново заряжать, возбуждать, нервировать, давать толчки, тратить на него массу нервной энергии, — из той же коры, которая только что и без того истощилась на процессах умственного труда.

Таким образом, «бесплатное», автоматизированное пищеварение оказывается оплачиваемым — притом по самой дорогой цене, как раз из того же источника, который именно сейчас нуждается в сугубом отдыхе. Качество же этого «неожиданного» пищеварения в конечном итоге, несмотря на все затраты, оказывается достаточно скверным, так как никакие добавочные, «сверхплановые» сигналы не сделают того, что делает сам организм в процессе своей автоматической работы.

В совершенно одинаковой степени наши указания касаются не только пищеварения, но и кровообращения и прочих физиологических функций: ритмика движения, дыхания, отдыха, введенная в жесткие режимные рамки. Чем сложнее и ответственнее мозговая работа, тем более твердым должен быть режим.

Особенно чутко обязан считаться с этим новый социальный мозг, лишь сейчас, в первом поколении, быстрым темпом включившийся в громоздкие творческие умственные процессы: режимная твердость, настойчивость быстро сократят статистику ранних мозговых склерозов и преждевременных инвалидностей в нашем активе. Закон этот обязателен для всех и всяческих работников умственного труда. Нельзя нелепо тратить дорогие силы мозга на такие процессы, которые по существу своему являются «безмозглыми».

Однако вместе с тем, вопрос о режимизации, о твердой организации быта умственного работника в СССР представляет невероятные трудности. Эпоха революционных боев и революционной стройки не терпит бытовых трафаретов, застывших стандартных указаний о быте.

Именно революция требует невиданного напряжения человеческого мозга. Но именно человеческий мозг, для наиболее правильного использования его динамики, тоже требует… необычайно бережного с собой обращения, т. е. как раз того, что в боевые этапы революции неосуществимо.

Неудивительно, что автору этих строк, неустанно, с 1918–1919 гг., воюющему за рационализацию быта и работы, кидается иногда упрек: «рационализировать быт бойца — значит отказаться от революции; когда льется кровь, рвутся сосуды, ломаются нервы; когда сердце и мозг заживо сгорают, — тут не до рационализации быта, не до режима, не до гигиены. Или шкурничать — или революцию делать!» Как видит читатель, сказано крепко.

К счастью, не менее крепкими оказываются и наши защитники: «Сколько сил и жизней было бы сохранено за минувшие годы, если бы, наряду с уменьем драться, мы были культурны и в области гигиены, быта, работы; даже в самые тяжелые периоды имеется минимум возможностей по рационализации повседневности, и никакие вулканические события не должны мешать выполнению этого скромного минимума. Революция — это не бред сумасшедшего; делать ее надо с горячим сердцем, но холодным мозгом.

Часто гораздо легче бестолково метаться, купаться в бытовом хаосе, чем, стиснув зубы, заставить себя выполнить обязательный бытовой минимум. Дело не в шкурничестве (иногда шкурничество в обратном: слабоволие), а в бережном обращении с золотым фондом класса — его мозгом: плохой мозг даст плохую революцию. Надо рационализировать процессы революционного горения».

Конечно, дискуссия еще не закончилась. Защитники «неограниченного пафоса» и «организованного целеустремления» еще долго не примирятся, однако, не боясь «шкурнического» ярлыка, мы открыто поднимаем знамя рационализации быта нашего общественного актива и нашего мозгового актива в целом.