Педология: Утопия и реальность

С лечением путем внушения Дюбуа боролся самым яростным образом, доказывая, что гниль гнилью лечить нельзя. Внушение, плодя легковерие, базируясь на эмоциях, а не на интеллекте, развращает больного, разрыхляет и без того хрупкую его волю, создавая в дальнейшем лишь новый фонд тех же, да еще усугубившихся, болезненных самовнушений, ибо для печальных самовнушений и грустного легковерия в жизни всегда больше материала, чем для легковесного же оптимизма.

Методу внушения Дюбуа противопоставил лечение организованными психическими, педагогическими влияниями (психотерапия[120], радикальным интеллектуальным и моральным перевоспитанием больного[121]. Лишь здоровым миросозерцанием, здоровым чувством исчерпывающей моральной ответственности можно излечить наклонность к слабоумной самовнушаемости. Гипнология, как мы видим, была перевернута Дюбуа вниз головой. Болезненные явления, устраняемые путем внушения, как оказывается, возникли в результате недостаточности миросозерцания больного, и самый эффект внушения, внушаемость человека являются, по Дюбуа, результатом той же идеологической недостаточности[122].

По стопам Дюбуа другой психотерапевт, германский, Марциновский, написал даже особую брошюру — «Нервность и миросозерцание»[123], где указывал на то, что нервность пронизывает собою сейчас все физиологические функции человека, нарушая не только нервно-психические, но и общие процессы (это неизбежно, так как нервная система — жизненный стержень тела), и что основной причиной современной нервности является «дезорганизация миросозерцания», каковое и следует в первую голову пользовать, «лечить», если мы хотим устранить основу болезни.

Характерно, что о психической, «психогенной»[124] природе нервных и многих общих заболеваний пишут в последние десятилетия не только неврологи, которым, конечно, с психикой постоянно по пути, но и специалисты многих других, самых разнообразных областей, а им-то, казалось бы, до психики мало дела.

Так, известный русский специалист по внутренним болезням, проф. А. Яроцкий, выпустил книгу «Идеализм как физиологический фактор», в которой доказывал, что основой здоровья является «идеалистический оптимизм» и что человек живет постольку, поскольку у него хватает этого оптимизма. Яроцкий требует при лечении затянувшейся болезни (всякой, не только нервной: легочной, почечной и других) энергичнейшего воздействия на миросозерцание больного, так как именно в изъянах последнего ищет он одну из главных причин длительности заболевания[125].

В том же духе высказывается и ряд других, часто очень крупных клиницистов, кроме этих соображений, никакого иного отношения к психологии не имеющих: Штрюмпель, Розенбах, у нас — Боткин, Усов и т. д. и т. д.

Штрюмпель, например, настаивает на том, что психический момент как побуждающий к заболеванию должен быть учтен не только в большей половине нервных болезней, но и в доброй половине симптомов даже при общих заболеваниях. Подобная формулировка захватывает сейчас постепенно все медицинские круги.

Один из крупнейших французских неврологов-органистов (опять интересно, что не одни психиатры-фанатики «психизма» это высказывают, но и большие специалисты «органических» областей неврологии), проф. Дежерин, находит причину «психоневрозов» (т. е. обрисованных выше многочисленных болезненных отклонений «идеологического», «психогенного», «самовнушенного» и т. п. происхождения) в эмоции беспокойства, столь характерной для современного неустойчивого миросозерцания и бытия. Выправление миросозерцания, идеологическая вправка больного в социальное бытие для Дежерина — основа психотерапии.

К чему, скажут мне, распространяться обо всех этих чисто медицинских вещах, да еще крепко попахивающих ядреным идеализмом или, во всяком случае, дуализмом? Какое отношение имеют они к марксизму вообще и к марксистской педагогике (педологии) в частности? А вот какое.

Появление в конце XIX и первой половине XX века огромной научной, да еще клинической (т. е. строго практической, экспериментальной) области, посвященной каким-то мало исследованным, очень подвижным, даже подчас летучим изменениям тела, пронизывающим собою, однако, все органы, все функции, уже само по себе представляет большой культурный интерес. Но этого мало. То, что подобные изменения каким-то образом связаны с человеческими чувствованиями, переживаниями, что наука начинает искать корень их в «идеологической», т. е. по-нашему, социальной, неустойчивости человека, это, конечно, для марксиста более чем интересно.