Читаем Педро Парамо. Равнина в огне полностью

– Слушай, Галилео, между нами говоря, я тебя уважаю. В конце концов, ты мне зять и хорошо ладишь с моей сестрой, не спорю. Только не отрицай, что продал землю.

– Повторяю: никому я ее не продавал.

– Может, и нет, но коли Педро Парамо так решил, значит, его это земля. Не приезжал к тебе дон Фульгор?

– Нет.

– Стало быть, завтра явится. А не завтра, так послезавтра.

– Я от своего не отступлюсь, пускай хоть порешим друг друга.

– Ну, тогда мир праху твоему, зятек. Аминь.

– Не беспокойся, еще встретимся. Вот увидишь. Зря, что ли, мать меня в детстве порола, шкура у меня крепкая.

– Значит, до завтра. Передай Фелиситас, что сегодня ужинать не приду. Не хочу потом говорить: «Видел его накануне смерти».

– Оставим тебе чего-нибудь, вдруг в последний момент передумаешь.

Затем – стук удаляющихся шагов, сопровождаемый звоном шпор.


– …Завтра на рассвете увезу тебя, Чона. Мулы уже наготове.

– А ну как отца удар хватит от ярости? Старый ведь он совсем… Никогда себе не прощу, если из-за меня с ним случится что. Больше-то позаботиться о нем некому. И приспичило тебе сбежать! Потерпи немножко. Долго он на этом свете не задержится.

– То же самое ты год назад говорила. И попрекнула еще, мол, не хватает мне смелости, а тебе здесь все опостылело. Я достал мулов, все готово. Ты едешь со мной?

– Надо подумать.

– Чона! Знала бы ты, как мне нравишься! Сил моих нет терпеть. Так что либо ты едешь со мной, либо… все равно едешь.

– Дай мне время. Подождем, пока он умрет. Сам посуди, недолго уже ему осталось. А после уедем вместе, и сбегать не придется.

– Ты и это в прошлом году говорила.

– Так что же?

– А то, что теперь я мулов нанял. Все готово. Только за тобой дело. Пускай он тут сам управляется! Ты такая красивая. Молодая. Оставь его на попечение старухе какой-нибудь. Здесь сердобольных хватает.

– Не могу.

– Можешь.

– Нет. Жаль мне его, понимаешь? Все-таки он мой отец.

– Раз так, говорить не о чем. Поеду к Хулиане, она от меня без ума.

– Ладно. Я тебя не держу.

– А завтра увидимся?

– Нет. Не хочу тебя больше видеть.


Шорохи. Разговоры. Неясные звуки. И отдаленные напевы тонких голосов, как будто женских:

«Подарила мне зазнобушка платочек, вышитый слезами…»

Передо мной потянулась вереница повозок: волы едва переставляют ноги, колеса скрежещут по булыжникам, возчики будто спят на ходу.

«…По утрам, чуть свет, городок содрогается от грохота проезжающих повозок. Откуда они только не прибывают, нагруженные селитрой, кукурузными початками, сеном! Лязг от колес такой, что стекла в домах дребезжат. Люди просыпаются, растапливают печи, и в воздухе плывет запах свежеиспеченного хлеба. А то вдруг гроза начнется. Дождь польет. Или весна наступит. Там всё с бухты-барахты, сынок, ты скоро привыкнешь».

Опустевшие повозки разбивают тишину улиц. Теряются в ночной тьме. И снова тени. Отголоски теней.

Мне захотелось вернуться. Дорога, по которой я пришел, пролегала там, наверху, зияющей раной среди непроглядной черноты холмов…

В это мгновение меня тронули за плечо.

– Зачем вы здесь?

– Чтобы разыскать… – Я чуть было не назвал имя, но вовремя спохватился. – Разыскать своего отца.

– Отчего же не входите?

Я вошел в дом с наполовину обвалившейся крышей. Пол был усеян обломками и черепицей. Заметив на другой половине мужчину с женщиной, я спросил:

– Вы не умерли?

Женщина улыбнулась. Мужчина строго взглянул на меня и сказал:

– Он пьян.

– Просто напуган, – возразила женщина.

Керосиновая лампа освещала кровать из тростника и плетеное кресло, на котором лежала женская одежда. Сама женщина ходила нагишом, в чем мать родила. Мужчина тоже.

– Слышим, кто-то стонет и головой о дверь бьется. А там вы. Что с вами случилось?

– Со мной столько всего случилось, что не помешало бы выспаться.

– Так мы и спали.

– Тогда ляжем снова.


С рассветом воспоминания потускнели.

Время от времени тишину нарушали звуки разговора, и я сразу отметил разницу. Прежде (как мне вдруг стало ясно) слова не рождали звуков, были безмолвными; я угадывал их не слухом, а скорее чутьем, будто во сне.

– Кто он такой? – спрашивала женщина.

– Кто его знает, – отвечал мужчина.

– И как сюда попал?

– Кто знает.

– Он вроде говорил что-то о своем отце.

– Да, я слышал.

– Может, он заблудился? Как те, помнишь, которые забрели сюда – мол, с дороги сбились. Искали какой-то «Край света», а ты сказал, что не знаешь, где это.

– Точно, припоминаю. А теперь дай поспать, еще не рассвело.

– Уже скоро. Я ведь затем только разговор и завела, чтобы ты проснулся. Сам наказывал разбудить пораньше. Вот я и бужу. Вставай!

– Да на кой черт мне, по-твоему, вставать?

– Не знаю. Ты вчера велел разбудить. А зачем – не сказал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Новая Атлантида
Новая Атлантида

Утопия – это жанр художественной литературы, описывающий модель идеального общества. Впервые само слова «утопия» употребил английский мыслитель XV века Томас Мор. Книга, которую Вы держите в руках, содержит три величайших в истории литературы утопии.«Новая Атлантида» – утопическое произведение ученого и философа, основоположника эмпиризма Ф. Бэкона«Государства и Империи Луны» – легендарная утопия родоначальника научной фантастики, философа и ученого Савиньена Сирано де Бержерака.«История севарамбов» – первая открыто антирелигиозная утопия французского мыслителя Дени Вераса. Текст книги был настолько правдоподобен, что редактор газеты «Journal des Sçavans» в рецензии 1678 года так и не смог понять, истинное это описание или успешная мистификация.Три увлекательных путешествия в идеальный мир, три ответа на вопрос о том, как создать идеальное общество!В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Дени Верас , Сирано Де Бержерак , Фрэнсис Бэкон

Зарубежная классическая проза