Пегас

– Обязательно об этом подумаю, – пообещал Алекс.

Через открытое окно Николас крепко пожал другу руку.

– Спасибо, – поблагодарил он, – за все… за то, что все эти годы был рядом. – Алекс молча кивнул: подступившие слезы мешали говорить. Да и как объяснить словами, что значили в его жизни Николас с сыновьями? С этой минуты он возненавидел нацистов еще яростнее. Страна, должно быть, сошла с ума, если позволяет маленькому чудовищу выгонять респектабельных граждан вместе с детьми из старинных фамильных поместий и высылать в какие-то страшные лагеря. Семейство фон Бинген представляло собой гордость и сущность Германии, ее вечную ценность. Обращаться с такими людьми, как с нарушителями закона – жестокое преступление против страны, которую он с гордостью называл родиной. Больно было думать о том, что скоро Николас исчезнет – скорее всего надолго, если не навсегда. Поднимаясь на крыльцо, Алекс ладонями вытирал глаза: он плакал о друге, о его сыновьях, о его отце, чье сердце разобьется в разлуке, о самом себе и о Германии, которую прежде нежно любил, а сейчас возненавидел за тупую самоуверенность. Нависший подобно дамоклову мечу кошмар грозил неизмеримыми потерями и служил устрашающим признаком времени. Мирная благополучная жизнь разбилась вдребезги, и восстановить ее уже не удастся.

Глава 3

С того момента, как Пауль объяснил сыну, почему ему придется уехать, дни потянулись бесконечной унылой вереницей, исполненной сомнений и страха. Николас все еще с трудом верил в реальность событий, Пауль сидел в кабинете и строчил письмо за письмом, обращаясь к едва знакомым людям с просьбами помочь сыну и внукам.

Шестилетний Лукас еще не чувствовал возраставшего напряжения и не понимал настроений взрослых. Тобиас, однако, очень быстро ощутил перемену и прямо спросил отца, что произошло. Объясняя сыну, почему им придется покинуть родной дом и родную страну, Николас фон Бинген пережил тяжкое, болезненное испытание прежде всего потому, что до сих пор не смог примириться с бесчеловечностью и нелепостью собственного положения.

Тобиас разрыдался и категорически заявил, что никуда не поедет, а едва придя в себя, сел на велосипед и помчался к Марианне. Когда он появился, она как раз выходила из конюшни. Грипп уже прошел, но оставил после себя изнуряющий кашель, а потому шея ее была замотана красным шарфом. Едва заметив Тобиаса, Марианна поняла, что он плакал, и испугалась, не случилось ли чего-нибудь плохого. Отец не сказал дочери ни слова: не хотел нагнетать атмосферу ужаса. К тому же ждал конкретных известий о времени отъезда и стране, готовой принять беглецов. Всех терзал страх: вдруг никто так и не согласится помочь? Тогда Николас вместе с сыновьями попадет в концентрационный лагерь. Дни свободы были сочтены, а время стремительно ускоряло свой бег. Чтобы спастись, следовало срочно найти приемлемый вариант.

– Мы уезжаем! – крикнул Тобиас, спрыгнул с велосипеда и побежал навстречу.

– Куда? – испуганно спросила Марианна. В глазах друга стояли слезы, а выражение лица не обещало ничего хорошего.

– Пока не знаем, но уже скоро. Наверное, в Америку или в Англию. Папа и дедушка над этим работают. Оказалось, что папина мама наполовину еврейка и жива до сих пор. Она с дедушкой развелась и куда-то уехала, – пояснил Тобиас тоном заговорщика. – И вот теперь мы вынуждены уехать, потому что нас считают евреями.

– Глупости. – Марианна внимательно посмотрела на друга: он дрожал с головы до ног то ли от страха и возмущения, то ли от холодного ветра, который нахально трепал волосы. – Вы не евреи. Кто сказал, что нужно уезжать, и с какой стати?

– Рейх считает евреями всех, в чьих жилах течет хотя бы капля крови этого народа. Папа ни разу не видел свою мать, но из-за нее он тоже еврей. Она уехала сразу после его рождения, а его отдала дедушке. Папа только что это рассказал. А я никуда не поеду. Останусь здесь, потому что здесь наш дом. – Тобиас безудержно разрыдался. Марианна обняла его и тоже заплакала. – Папа сказал, что, если останемся здесь, нас арестуют и куда-то отправят. В какой-то лагерь. Этого я тоже не хочу.

– А Лукас знает? – с тревогой спросила Марианна. Она считала обоих своими братьями. Знала, что Тобиас в нее влюблен, но не обращала внимания, так как считала его ребенком. Он был моложе всего на два года, но между семнадцатью и пятнадцатью едва ли не пропасть.

– Брат еще слишком мал, и мы не можем ему сказать, – Тобиас повторил слова отца. – Папа должен найти работу и финансовую поддержку.

– Какую работу? – Известие потрясло, как и все остальное, что только что поведал Тобиас.

– Не знаю. – Мальчик явно смутился.

– Что он умеет делать? – удивленно уточнила Марианна и повела друга в дом, чтобы укрыться от холодно ветра.