Какой смысл возвращаться домой? Когда-то замужество означало для нее сытую жизнь, благоустроенную квартиру, завидное положение в обществе. Теперь все эти блага, к которым она раньше стремилась, казались атрибутами бесцельного прозябания сродни жизни в стеклянном ящике, установленном в общественном месте на потребу толпы. Но даже если она не вернется, то возьмут свое годы, и она окажется под обломками здания, которое собирается возвести.
В Милане то и дело пришлось искать внимания Сянь Жуна, уподобившись жалкой, обездоленной собачонке, ищущей ласки неприветливого хозяина. Его усмешка, даже тычок были лучше пренебрежения. Не так ли раньше она добивалась взаимопонимания с сыном, считая, что его грубость лучше молчания?
Сянь Жун чередовал внимание с грубостью и однажды ему ничего не стоило презрительно заявить:
— Ты хочешь от меня лишь любовных утех. Я сам для тебя — ничто, тебе неведомы голод и нищета. У тебя на уме одни развлечения, а за развлечения надо платить.
Слабые протесты не помогали.
Сянь Жун не был политическим беженцем, не был и бизнесменом, в чем уверил ее, когда они только что познакомились. Теперь она знала определенно: он — вор. Он сам рассказал о своем занятии, попытавшись скрасить свое признание брошенным заверением, что ворует лишь у богатых.
— Потерянные деньги для них сущие пустяки, а утраченные вещи — тем более, — безмятежно заметил он. — Купят новые, не моргнув глазом.
Услышав признание Сянь Жуна, Пейтон была шокирована, однако ее чувства к нему нисколько не изменились. Она даже просматривала содержимое украденных дамских сумочек, после того как деньги и кредитные карточки перекочевывали в карман Сянь Жуна. В сумочках чаще всего оказывались кожаный кошелек, дорогие очки от солнца, миниатюрный фотоаппарат, записная книжка, авторучка, пульверизатор, пилочки для ногтей, губная помада, зубная щетка, гигиенические тампоны, жевательная резинка, лекарства от аллергии, билеты на обратный авиарейс. Обычные вещи обыкновенных людей, схожих друг с другом, как муравьи в одном муравейнике.
В одной из сумочек победнее среди потертых рецептов и бумажных салфеток нашелся конверт с фотографией и запиской:
Пейтон тяжко вздохнула. Ее семейная жизнь тоже началась с медового месяца.
Сянь Жун работал в группе из четырех человек, а местом совершения краж чаще всего становился аэропорт. В этом случае два человека из группы, прилично одетые, расхаживали по залу или у входа в аэропорт, следя за пассажирами с багажом, а двое других находились в автомобиле, один — за рулем, другой — на заднем сиденье, дежуря у мобильного телефона. Когда один из следивших за пассажирами замечал оставленную без присмотра тележку с привлекательным багажом, он подавал условный знак своему напарнику, а тот звонил компаньону в автомобиле, призывая быть наготове. После этого первый хватал с тележки чемодан или сумку и передавал украденное второму, который устремлялся к машине. Если первого пытались уличить в краже, то он легко отговаривался — похищенной вещи у него не оказывалось.
По другому сценарию двое первых останавливали у входа в аэропорт пассажира с приглянувшимся багажом и задавали ему вопрос, в это время третий хватал с тележки лежавшую сверху вещь и бежал к стоявшей неподалеку машине с распахнутой дверью.
Сянь Жун и его сообщники в одном месте подолгу не промышляли и постоянно переезжали из страны в страну, из города в город, пользуясь фальшивыми паспортами, которые для них изготавливали в Китае.
Эти сведения Пейтон получила от Сянь Жуна, в иные подробности своего воровского бизнеса он вдаваться не стал. Впрочем, ее волновало совсем другое — неустроенность быта, хотя она и отдавала себе отчет, что пробудет в Милане всего несколько дней.
Пейтон жила в неприглядной пятиэтажке на окраине города вблизи железной дороги, и она засыпала и просыпалась под лязг и грохот составов. Район был населен иммигрантами, большинство которых составляли албанцы. Встречались здесь и китайцы, индусы, турки, арабы, персы, болгары, выходцы из Западной Африки — люди, приехавшие в Италию в поисках заработка. Комнаты были грязные, кровати — с продавленными матрасами, а в ванную, совмещенную с туалетом, лучше всего было не заходить. Не лучше выглядела и кухня: облупленные стены, грязный, в потеках пол, засаленная плита, в раковине окурки. Белье приходилось стирать в прачечной-автомате,[63]
нещадно пожиравшей монеты, чтобы выдать взамен серую рвань.