Ярко-голубое небо с упрямым солнцем сияло, как полированная эмаль, — на него было невозможно смотреть. В этой режущей глаз голубизне не могло выжить ни одно облако.
— Дождя не будет, — сказал Норман.
Он особенно об этом не задумывался, просто все в городе так говорили. Фермеры, давно потерявшие надежду спасти урожай, с бесстрастными лицами стояли напротив городского банка. Их лица не изменились с весны, когда они засевали свои поля. Но было понятно, откуда взялась серая пыль в складках на шее и в глубоких морщинах, идущих от носа ко рту. Фермер не может долго стоять и смотреть на свою выжженную землю, чтобы немного не запылиться. Фермеры стояли напротив банка и ждали, когда придет Декстер Хамфри и займет свое место за столом в отделе заемов. Они смотрели на небо и говорили: «Дождя не будет». Они говорили это таким же тоном, как и тогда, когда целую неделю шел дождь и они высказывали свое мнение о погоде на следующий день.
— Да, кажется, дождя не будет, — сказала Эллисон и опустила черные очки на мокрую переносицу. — Давай немного потолкаем, Норман, слишком жарко, чтобы крутить педали.
Наконец они добрались до поворота реки, что было не менее трудно, чем в прошлый раз, но этот день был каким-то особенным. Они как бы смутно чувствовали, что субботние дни юности редки и драгоценны, и оттого, что никто из них не мог объяснить или описать свое чувство, они яснее и четче воспринимали эти короткие, быстро проходящие моменты, когда были вместе. Они купались, ели, читали, Норман расчесывал длинные волосы Эллисон. Он прижимался к ним лицом и говорил, что они похожи на шелк. Потом они изображали из себя Робинзона и Пятницу.
— Давай останемся на целый день, — предложила Эллисон. — Я взяла много продуктов, так что нам будет что поесть.
— Давай останемся до темноты, — поддержал Норман. — У нас обоих на велосипедах есть фары, мы легко сможем вернуться домой.
— Мы сможем посмотреть, как встает луна, — с энтузиазмом сказала Эллисон.
— Если бы она вставала с нашей стороны, — практично заметил Норман. — Луна встает не со стороны Вермонта, а с противоположной стороны.
— Ну, мы можем представить, — сказала Эллисон.
— Да, можем, — согласился Норман.
— О, какой прекрасный день! — воскликнула Эллисон, протягивая вперед руки. — И как только можно быть злым и вредным в такой день!
— Я таким не был, — сказал Норман.
— А я была, — сказала Эллисон, и солнце на какой-то момент стало не таким ярким. — Я вела себя просто отвратительно с Нелли Кросс. В понедельник я все улажу.
Стыд Эллисон тут же отступил перед ее благородным решением. Солнце опять засветило ярче, и Эллисон взяла Нормана за руку.
— Давай побегаем, — счастливо сказала она. — Мне так хорошо. Кажется, я могу бегать часами и совсем не устану.
У Эллисон не было ни малейшего предчувствия, что это последний день ее детства.
В то время как Эллисон и Норман бегали по песчаному пляжу реки Коннектикут, Нелли Кросс отошла от раковины и села на пол в кухне Маккензи. Она очень устала, хотя у нее было ощущение, что с тех пор, как ушла Эллисон, прошло только несколько минут. Нелли казалось, что ее голова выросла до ненормальных размеров, и она, чтобы голова не упала и не разбилась на чистом линолеуме, осторожно придерживала ее руками. Нелли облокотилась о шкаф. Она не находила ничего странного в том, что жарким субботним днем сидит на полу в кухне: ее ноги устали от долгого стояния, и им нужен был отдых. Она скрестила руки на груди и вытянула ноги.
Ничего страшного не случится, думала Нелли, если она позволит себе немножко подумать о Лукасе, может, от этого станет получше. Иногда это помогало.
Но как раз в эту минуту оказалось, что она не может ясно думать о Лукасе. Что-то еще происходило в ее ужасно огромной, заполненной гноем голове.
Нет, она не обвиняла в этом Лукаса. Это не его вина, что он пошел и подхватил триппер от какой-то проститутки, и кому же еще, кроме своей жены, он мог передать свою болезнь. Если мужчина не может передать болезнь своей жене, кому же еще он может ее передать, чтобы избавиться от нее?
Но было что-то еще. Что — она должна была вспомнить. Но что это было? Нелли Кросс, не шевелясь, сидела на полу, она широко раскрыла глаза, а потом плотно их зажмурила. Она сжала губы, пытаясь вспомнить. Под носом выступил пот. Наконец она пожала плечами.