Пейзаж при закате солнца

— Наташа Бил, — представилась она, лучезарно улыбаясь. — Мой проводник, Том Скэнлон, зарезервировал два номера на одну ночь. Сколько я должна заплатить за себя? — спросила она, желая убедить портье, что их с Томом связывают чисто деловые отношения.

Выполнив все необходимые формальности и получив ключ от номера, Наташа поинтересовалась у администратора:

— В вашем отеле есть служба доставки еды в номер на случай, если я решу заказать ужин к себе в комнату?

Администратор утвердительно кивнул головой.

— Ты не сделаешь этого, — произнес Том у нее за спиной. — Хватит замыкаться в себе. Ты и так просидела в машине целый день.

Наташа бросила на него сердитый взгляд.

— Я очень устала, — проворчала она недовольно. — И хочу спать. Увидимся утром, Том. Что скажешь насчет семи часов? Давай пораньше отправимся в путь, пока не стало слишком жарко. — Произнеся эти слова, Наташа повесила камеру через плечо, взяла свой чемодан и зашагала к лифту.

Войдя в номер, Наташа бросила вещи на пол, скинула туфли и принялась рассматривать со вкусом обставленную комнату. Но не успела она пробыть в комнате и пары минут, как услышала стук в дверь. Кто это? Вряд ли Том. Он не мог так быстро все уладить. Наверняка кто-нибудь из обслуживающего персонала гостиницы.

Возможно, горничная пришла поправить постель и предложить свои услуги.

Наташа поспешила открыть дверь.

В дверях стоял Том Скэнлон. С его плеча свисала дорожная сумка. Наташа сделала шаг, стараясь перегородить ему дорогу, но он не предпринял ни единой попытки войти внутрь. Он просто стоял на пороге, непринужденно опираясь о дверной косяк. На его лице сияла лучезарная улыбка, а в темно-голубых глазах снова зажглись лукавые огоньки.

— Ты так сильно меня ненавидишь, Наташа?

Ее брови удивленно поползли вверх.

— Прости, что ты имеешь в виду? — спросила она холодно, приложив массу усилий, чтобы ее голос звучал сдержанно и бесстрастно.

— Ты даже и мысли не допускаешь о том, чтобы поужинать со мной. — Том покачал головой. Теперь его глаза словно насмехались над ней. — Как ты собираешься жить со мной две недели в джунглях, если боишься поужинать в отеле в моей компании?

«Я и сама хотела бы знать ответ на этот вопрос». Эти слова почти сорвались с ее губ. «Я сама не знаю!»

— Не принимай это на свой счет, пожалуйста. — Она откинула назад шелковые пряди золотистых волос. — То, что я предпочитаю поесть в номере, а не идти в ресторан, вовсе не означает, что я избегаю твоего общества. — «Обманщица», — мысленно упрекнула она себя. — Я просто устала, как собака, вот и все. У меня совсем нет сил, приводить себя в порядок и спускаться в ресторан, где полно народу.

— Это парк «Какаду», а не отель «Ритц», Тэш. — С его губ не сходила улыбка. — Держу пари, если ты примешь теплый душ и немного передохнешь, то почувствуешь себя гораздо лучше. У тебя ведь есть куча времени. И не нужно особенно наряжаться. Чистая рубашка и джинсы вполне подойдут. И не вздумай краситься. Тебе повезло: макияж твоему лицу совсем ни к чему.

Наташа открыла рот, намереваясь возразить, но тут же одумалась. Зачем утруждать себя бесполезными спорами? Тяжело вздохнув, она пожала плечами.

— Очень хорошо… Но не забывай, эта поездка — чисто деловое соглашение. Я здесь, чтобы рисовать, а ты — чтобы вести машину и защищать меня от крокодилов. В ресторане каждый платит сам за себя. А во время ужина мы говорим исключительно о поездке. Или погоде. Или о положении экономики в стране. В общем, обо всем, кроме… — Она запнулась.

Том тут же договорил:

— Обо всем на свете, кроме нас, я прав? — Он не сводил с нее пристального взгляда. — Так это не столько ненависть, сколько… сколько страх, — прошептал он, удивленно подняв брови.

Наташа с изумлением уставилась на него.

— Страх? Ты думаешь, я боюсь тебя? Ты, должно быть, совсем спятил!

— Нет, не меня, — поправил он Наташу. — Скорее, чего-то в себе самой. Боишься, что, возможно, у тебя все еще остались какие-то чувства. Чувства, которые тебе вовсе не хотелось бы испытывать…

— Чувства?! К тебе?! О, ты так самоуверен! — Она подняла на него глаза, полные ледяного безразличия. — Я скажу, что я к тебе чувствую. Ничего!!! Понял? Ни ненависти, ни страха, ни злости. У меня не осталось к тебе никаких чувств, Том Скэнлон! Все они умерли давным-давно! — Ее грудь судорожно вздымалась, дыхание стало неровным. — Прости, но, уж коли ты сам заговорил об этом, знай: я больше ничегок тебе не испытываю!

Где-то в глубине души Наташа злилась на саму себя. С какой стати она так разгорячилась, если все сказанное ею правда?

— Хорошо, хорошо. Признаю, это моя ошибка, — капитулировал Том. Он в красноречивом жесте поднял руки, отказываясь от своих слов.

Эти руки когда-то обнимали ее тело… прижимали так крепко, что заставляли чувствовать себя любимой, желанной…