Пейзаж с чудовищем

– …Актер, такая профессия. Эти люди вообще крайне эмоционально возбудимы. Они во многом как губка, впитывают в себя в том числе и негатив. Предрасположенность к алкоголю… В какой-то момент попытка удержаться от пьянства, попытка не пить много дает обратный эффект. Вы говорите – он приехал в тот закрытый клуб именно с целью напиться. Пил и одновременно пытался обуздать себя, и в этот момент ему на глаза попался маленький мальчик… Возможно, сыграло роль подавленное либидо в плане скрытой гомосексуальности. Наложилось одно на другое.

Гущин кивал, слушал. Затем спросил – нельзя ли узнать у корифеев института, когда же будет позволено полиции и следователю пообщаться с подозреваемым?

Психиатр сказал, что сходит узнает. Переговоры по мобильному в момент контакта с больными запрещены. Он ушел, оставив их одних у смотрового окна.

– Кто где, а мы опять в дурдоме, – кисло подытожил Гущин. – Возись теперь с ним. Скоро пресса пронюхает. Они сегодня оттуда уезжают, из Топи, так сами же и разболтают газетчикам и телеканалам. Ты, Катя… пиши об этом обо всем, что хочешь и как хочешь. И вообще, я должен поблагодарить тебя.

– За что, Федор Матвеевич?

– За то, что сориентировалась, что поиски мальчугана организовала. Что спасла его от смерти.

– Это не я, это Феликс. Он там дрался, как лев, в этой сторожке.

– За своего Аякса с убийцей посчитался, – кивнул Гущин. – Я все думаю, как там наш малец в больнице? Надо позвонить, узнать, как дела.

Он достал из кармана пиджака мобильный. И в этот момент телефон зазвонил сам, заиграл у него в руке. Гущин смотрел на дисплей, видимо, не узнавая номер.

– Алло, Гущин слушает.

– Федор Матвеевич, это Мытищи вас беспокоят.

Гущин глянул на Катю – звонил начальник Мытищинского УВД.

– Да, я слушаю.

– У нас тут новости. Ну, по тому старому делу с убийством женщины в подъезде – бывшей сиделки адвоката, которому Феликс Санин племянником и наследником приходился. Но сначала хочу спросить – есть какие-то подвижки в деле?

– Раскрыли, – ответил Гущин. – Задержали фигуранта с поличным в ходе второго нападения.

– Ну, поздравляю, – обрадовался в трубке начальник Мытищинского УВД. – Но возможно, наша информация по тому старому делу все же будет для вас интересна.

Глава 46 Газовый гриль

Сергей Мещерский, в отличие от Кати, был на ногах уже с раннего утра. Он выпил крепкого кофе и засел в библиотеке с твердым намерением закончить работу над путевыми дневниками и картами Вяземского.

К полудню ему это удалось. Он планировал переговорить с Феликсом и сегодня же покинуть деревню Топь.

Дом-дворец – тихий, опустелый – отходил от событий минувших дней с трудом.

Утро снова выдалось солнечным и ясным, и через окна библиотеки потоком вливалось этакое золотистое умиротворение света, тепла и покоя. Дом-дворец снова «звучал», позволяя своим гостям и хозяевам «слышать» себя. Голоса, где-то зазвонил мобильный, тема рингтона – вальс Верди, опять голоса – неразличимые, но оживленные, гул – включили пылесос, быстрые шаги по коридору мимо двери, птичий щебет за открытым окном…

Мещерский испытывал то же, что и Катя, – усталость, но и некую расслабленность. Однако не мог не думать обо всех тех событиях, свидетелем и участником которых стал, не мог не думать о маленьком Аяксе, об ужасном Иване Фонареве, о храброй и отважной Кате…

Ах, Катя, Катя… Как же это я поддался вчера на уговоры, отпустил тебя одну на поиски… Пока бестолково и заполошно метался по комнатам и коридорам дома-дворца, где все его обитатели тоже метались, горланили и искали пропавшего мальчика, Катя – прекрасная, храбрая, словно рыцарь в дальнем походе, – вступила в борьбу с Чудовищем.

И надо же, в тот момент ей подвернулся Феликс. Помог, погеройствовал. Совершил поступок – спас ребенка. А он, Сергей Мещерский, не сделал ничего. Мещерскому было обидно до крайности. В тот момент там, в сторожке рядом с Катей, должен был оказаться он, а не какой-то шоумен-раздолбай. Мещерский завидовал Феликсу, хотя… Как ему можно было завидовать, когда его ребенок – пусть и не сын, но все равно ЕГО РЕБЕНОК – лежал в коме и не приходил в себя?

Но так уж устроена человеческая натура – зависть порой выбирает странные окольные пути.

И когда Мещерский, окончив свою работу для банка по дневникам своего предка-путешественника, отправился на розыски Феликса, ничего, кроме зависти и легкой досады, он не чувствовал.

Он покинул библиотеку, прихватив ноутбук с заключением, которое хотел показать Феликсу. Проходя мимо галереи, услышал доносящиеся оттуда голоса.

В галерее кипела работа. Гарик Тролль вместе с горничной Верой Бобылевой аккуратно снимали со стены и упаковывали картины Юлиуса фон Клевера. Когда Мещерский заглянул в галерею, на стене осталось висеть всего одно полотно «Пейзажа с чудовищем» – то, где на первом плане белый павлин.