Читаем Пейзаж с наводнением полностью

Пейзаж с наводнением

Иосиф Александрович Бродский , Иосиф Бродский

«Ты не скажешь комару…»

Ты не скажешь комару:«Скоро я, как ты, умру».С точки зренья комара,человек не умира.Вот откуда речь и прыть —от уменья жизни скрытьсвой конец от тех, кто в нейнасекомого сильней,в скучный звук, в жужжанье, сутькакового — просто жуть,а не жажда юшки измышц без опухоли и с,либо — глубже, в рудный пласт,что к молчанию горазд:всяк, кто сверху языком

внятно мелет — насеком.

1991

Presepio[3]

Младенец, Мария, Иосиф, цари,скотина, верблюды, их поводыри,в овчине до пят пастухи-исполины— все стало набором игрушек из глины.В усыпанном блестками ватном снегупылает костер. И потрогать фольгузвезды пальцем хочется; собственно, всемипятью — как младенцу тогда в Вифлееме.Тогда в Вифлееме все было крупней.Но глине приятно с фольгою над нейи ватой, разбросанной тут как попало,играть роль того, что из виду пропало.Теперь ты огромней, чем все они. Ты

теперь с недоступной для них высоты— полночным прохожим в окошко конурки —из космоса смотришь на эти фигурки.Там жизнь продолжается, так как векаодних уменьшают в объеме, покадругие растут — как случилось с тобою.Там бьются фигурки со снежной крупою,и самая меньшая пробует грудь.И тянет зажмуриться, либо — шагнутьв другую галактику, в гулкой пустынекоторой светил — как песку в Палестине.

Декабрь 1991

ВИД С ХОЛМА

Михаилу Барышникову

Раньше мы поливали газон из лейки,в комара попадали из трехлинейки,

жука сажали, как турка, на кол.И жук не жужжал, комар не плакал.Теперь поливают нас, и все реже — ливень.Кто хочет сует нам в ребро свой бивень.Что до жука и его жужжанья,всюду сходят с ума машины для подражанья.Видно, время бежит, но не в часах, а прямо.И впереди, говорят, не гора, но яма.И рассказывают, кто приезжал оттуда,что погода там лучше, когда нам худо.Помнишь скромный музей, где не раз видалиодного реалиста шедевр «Не дали»?Был ли это музей? Отчего не назвать музеемто, на что мы теперь глазеем?Уехать, что ли, в Испанию, где испанцыувлекаются боксом и любят танцы,

когда они ставят ногу, как розу в вазу,и когда убивают быка, то сразу.Но говорят, что пропеллер замер.Что — особенно голые — мы тяжелей, чем мрамор:столько лет отталкивались от панеликаблуком, что в итоге окаменели.Лучше, видно, остаться. Лечь, постелив на сене,чтобы плававший при свечах в теплом, как суп, бассейне,чью каплю еще хранит ресница,знал, где найти нас, решив присниться.Видимо, низкая облачность может вправду смутить пилота:как будто там кто-то стирает что-то,не уступающее по силесвета тому, что в душе носили.

1992