Пейзаж с убийцей

— Ну, я ведь его о многом в тот день спросил. Рассказал ему, что верю Суботихе, но мне не все понятно со временем. Не может быть, чтобы она проснулась так поздно! Суботиха — деревенский человек, она не может сказать о восьми утра — утренние сумерки. Кстати, я спросил его о женщине в белом. Не было ли на месте преступления врача. Он сказал, что Штейнеру голову отрезали, какой тут врач. Да я практически все ему выложил! Даже свои сомнения насчет доверенности из колонии…

Они первый раз разговаривали об этом деле. Вчера еще притирались друг к другу, ездили по Москве, бродили по магазинам, болтали ни о чем, сегодня дружно занимались уборкой, готовкой, наряжали елку во дворе, ходили в гости к соседке Марине. Все это время Елена чувствовала, что разговор состоится, но не хотела начинать его первая. Но после того как Мишаня упомянул Комарова, разговор начался сам собой.

— Как все-таки у нас просто взять и упечь невиновных в тюрьму! — сказала она. — Я имею в виду Ордынского и Чуманкова.

Мишаня повернул голову и посмотрел на нее снизу вверх.

— Ты забыла, что Штейнер не свое убийство готовил, а Антипова? У каждого из них была своя роль в этой подготовке. Эксперт, например, приготовила нож, а Штейнер должен был заманить своего приятеля Чуманкова в деревню. Они встретились шестнадцатого августа на виду у всей деревни. Поэтому для убийства Антипова был выбран следующий день. Штейнер, конечно, прекрасно знал, что Чуманков — приятель Ордынского. Может, и того не раз видел… А вот собирался ли Волин убивать самого Штейнера — это вопрос.

— Ничего это не вопрос, — возразила Елена. — Конечно, собирался! Тут даже сомнений никаких нет! Удивительно, все-таки, как похожи по настроению эти два преступления: в Корчаковке и в Бодайбо. И там и там преступники даже не задумывались перед тем, как убрать соучастников… Милый у тебя дядюшка, Мишаня… Как быть с наследственностью?

— Ее нет. Это выдумки морганистов! — ответил он. — Но скажи: когда ты догадалась обо всем?

— А я обо всем и не догадывалась. Я тихонько проходила каждый этап. Скажем, насчет Волина было нетрудно понять с самого начала. Он постоянно врал. Что приехал на место преступления первым, что Долгушина написала жалобу на Антипова, что не было женщины в белом халате, о которой Суботникова говорила. Я, кстати, Суботниковой поверила сразу — зачем ей врать? — я думала, что она просто напутала со временем. Но тогда Волин тоже должен был вспомнить женщину в белом халате. Вспомнить, что она была — пусть в восемь, пусть в девять, но была! А у него на любой вопрос был готов ответ. И я подумала тогда так: если единственные доказательства, что наш дорогой Виктор Семенович вообще существует — это доверенность из тюрьмы и показания Антипова, которые брал Волин, то трудно ли было бывшему участковому подделать такие доказательства? Совсем не трудно! Ему — легче всех остальных!

— Но это если считать, что Антипов мертв!

— Так я же своими глазами видела, как убивали пожилого человека!

— Ты видела нечто похожее, но утверждать, что ты видела именно это…

— Именно это! Не надо цепляться! Ведь так можно все поставить под сомнение! С точки зрения субъективного идеализма, никакое свидетельское показание не имеет права на существование…

— А что такое «субъективный идеализм»? — ехидно спросил он.

— А ты не проходил на своем юрфаке «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина? А, ну да…

Этот сопляк захихикал в своем кресле.

— Я и диалектический материализм не проходил! И историю рабочего движения Перу тоже. Вы уж, тетенька, простите…

— Бог простит! — сказала она. — Так о чем я? Об этапах собственного прозрения, кажется?… В том, что Ордынский и Чуманков были грубо подставлены, нормальные люди не сомневались даже тогда, одиннадцать лет назад. А история с одинаковыми ножами натолкнула меня на мысль об эксперте. Но ведь и тебя тоже, правда? Когда ты узнал, что эта женщина несколько лет была любовницей твоего крестного, что он любил ее безумно и готов был ради нее на все, ты понял, что все подозрения сходятся на Волине. Это было несложно… Сложнее всего было догадаться, что следящие за мной люди не имеют к убийству никакого отношения! Что они, как и я, пытаются выяснить, что же произошло в Корчаковке одиннадцать лет назад!

— Но ты все-таки догадалась! — с гордостью за нее заметил Мишаня.