Пейзаж с видом на кладбище

Несмотря на вечернюю усталость, Оксана каждый раз просыпалась около четырех часов утра, когда предрассветную вязкую тишину разрывали протяжные удары колокола. Девушка поспешно одевалась и, перекрестившись, выходила в коридор. Лунный свет бледно-зеленым пятном поднимался со скрипучего пола и нехотя уходил через прямоугольник окна в низкое черное небо к своему источнику. Если выглянуть в этот проем, то можно было увидеть тускло мерцающие кресты над храмом, синюю тень колокольни, побледневший от ночного светила монастырский двор, пушистый, серо-лиловый от пионов, цветник перед крыльцом гостиницы. Таинственный, прозрачный и благоуханный туман окутывал купол церкви. Оксана скоро спускалась по деревянной лестнице, выходила во двор и по асфальтированной дорожке спешила к храму. Колокол звучал чаще и настойчивей. Ко входу, отдавая поклоны и крестясь, подтягивались к заутренней службе монахини. Вместе с ними Оксана заходила внутрь церковного предела. На клиросе читали псалмы. От колеблющегося огня свечей золотились иконостасы, мягко теплились лампадки перед образами. Всё было как обычно, но каждый раз, входя в храм, Оксана испытывала непередаваемое, особое потрясение. Словно кто-то большой, сильный и неимоверно добрый прикасался к ее плечу. Она подходила к распятию и на некоторое время замирала пред Спасителем. Начиналась служба и, отойдя в угол храма, Оксана погружалась в легкое, тягучее и благостное забвение. Иногда в ее сознании мелькали рассеянные образы той, мирской жизни, откуда она недавно пришла. Но тут же, не успев стать узнанными, они исчезали. Однажды после чтения Символа Веры, девушка вдруг подумала: «Как хорошо, что в эту лунную ночь, когда люди спят, несколько десятков неимоверно уставших за день насельниц предстоят перед Богом, любовно и благоговейно направляя к Нему свои души!»

После окончания службы все монахини, приложившись к кресту и иконам, оправлялись в трапезную.

Инокини настороженно относились к вновь прибывшим в обитель женщинам, и общения с ними не искали. «Мир», откуда пришли новенькие, они справедливо считали грешным, однако высокомерия к нему и его обитателям никто и никогда не выказывал. Монахини раскланивались с трудницами приветливо и слегка покровительственно.

Одна из инокинь – старица Марфа – обратила внимание на регулярные посещения Оксаной заутренних служб и подошла к девушке, чтобы познакомиться.

– Давно в монастыре, сестра? – спросила она дружелюбно и даже ласково.

– Вот уже шесть недель скоро будет, – тихо ответила девушка.

– А какое твое святое имя и крещеная ли ты?

Оксана пожала плечами и опустила голову.

– В каком месяце появилась на свет Божий, отроковица? – инокиня прикрыла старческие глаза и вздохнула.

– В декабре, – улыбнулась девушка.

– Не зубоскаль понапрасну – Спаситель твой распят, а ты смеешься, – перекрестившись, монахиня переспросила: – В декабре, говоришь? Хорошо, очень хорошо, – сказала старица, как будто было особенно хорошо, что Оксана родилась именно в этот зимний месяц. – Значит, именоваться Варварой будешь.

В редкие минуты свободного времени она, по привычке поглаживая сухонькой ручкой свое морщинистое лицо, объясняла Оксане закон Божий, растолковывала порядок и суть православных богослужений. Много душевной пользы принесло отроковице сближение с монахиней. Старица видела благое стремление понятливой девушки и со всем рвением многоопытной души спешила посвятить трудницу в тайну величия Божьего.

Вскоре прилежность девушки в работе, ее молитвенное усердие заметила матушка Степанида, и, приняв обряд крещения, Оксана стала послушницей. А через полтора года спокойная, рассудительная, смиренная девушка была назначена келейницей инокини Марфы – прислужницей, то есть, как говорят миряне.