— На губе. Чтоб п.здел поменьше, бо вже за.бал, — добавляет Федя.
— Ох, мля, мы теперь про этого жигуля будем месяц слушать, не меньше, — преувеличенно-огорченно говорит Козачок и даже шмыгает носом для правдоподобности. — Нам п.зда.
— Все. Будет у него теперь позывной не «Президент», а «Жигуль», — тихонько набрасывает Лундгрен.
Все начинают изгаляться в остроумии, Серега отгавкивается, ржем. Хороший вечер, разбавляемый дымом дешевых сигарет и кофе. И с далекой стрелкотней на «Кандагаре».
— А главное, Гала щє півчаса туда с дашки накидував, шоб вони потушити не змогли.
— Гала — красава, — говорит ротный. Гала довольно молчит.
— Лундгрен, а шо ты тут делаешь? У тебя же отпуск? — поворачиваюсь я.
— У меня с послезавтра. И у Шматко, и у Квартала. Ты нас отвезешь? Хоть до «Параллели», там такси вызовем, все равно по гражданке едем.
— Погоди. А на каком вы поезде?
— На львовском, днем, а шо?
— Ничо. Дембельский аккорд вам придумал. Подвиг перед отпуском. Гражданку с собой берете, едете в форме и без зброи. Потом в бусике переоденетесь, я вас в Ваху заброшу к обеду.
— Бляааа… — тут же говорит опытный старший сержант Лундгрен. — Шо-то глобальное?
— Не сцы, военный, — отвечаю я. — Ничего такого, что не осилит целый старший сержант из пехоты. Билеты брали?
— Та нет еще, вот сейчас будем. По телефону.
— Берите на завтра.
— Хуясссе, ты щедр. С чего такие заохочення?
— С утра со мной на Прохоровку поедете, поможете. Тре жилеты лишние сдать, саперки убитые, бронешапки, ну и так, по мелочи. Ну, и начвеща за вымя подержать, там вроде как убаксы привезли наши, украинские, в пикселе, хочу взять на всех.
— Ухтышка. Надо и себе отхватить.
— От бачиш. Сплошные бонусы, — удовлетворенно говорю я и хлопаю ладонями по ляжкам. — Ладно. Там разберемся. Билеты — на завтра, скажи Шматку и Кварталу. С коммандером я утрясу. В нарядах подменитесь или помощь нужна?
— Не надо ничего, знаем мы вашу помощь! — Лундгрен аж руками машет. — Сами разберемся!
— Отож, — я хмыкаю и встаю. Фууу, спина заболела.
— За.бись — бормочет Лундгрен, сам себе командует:
«Кру-у-у-гом!» и быстро сваливает, пока я не передумал.
— Жигуль, — говорю я, — харэ байку травить, гроза автопрома. Спать пора.
— Во-во, — бурчит Федя. — И вообще. Он и до этого был героический герой, а теперь с ним вообще сладу не будет.
— Завісники. Я вас прощаю! — гордо произносит Президент и уходит в ночь.
— Бог простит! — кричу я ему в ответ и залезаю в кунг. Прекрасная ночь конца марта падает на маленький террикон на краю огромного карьера, запускает свои пальцы внутрь — в мысли, в чувства, в воспоминания и ожидания. Хороший день. И Шматко опять что-то готовит.
Вечер.
Редко какую машину, в сумерках натужно взбирающуюся по нашей дороге, мы встречаем с таким удовольствием. Белая грязная «Газель», взревывая полумертвым движком, тащится по щебенке, и хрип ее, кажется, слышит не только весь Докучаевск, а и весь Донбасс. Если сейчас сепары нагребут из «зушки», могут попасть. А могут и не попасть.
— Точно Золотой приехал, — говорит Вася и наклоняется зашнуровать ботинки.
— Чего ты так решил?
— Если б ты был комбатом, кого бы ты послал ночью, за тридцать километров, на террикон везти бэка и хавку по простреливаемой дороге?
— Золотого, — улыбаюсь я. — Это точно.
Золотой воевал с четырнадцатого в нашем батальоне. Золотой, казалось, знал всё, и его знали все. Золотой успешно отбивался от офицерского звания и был вечным «тво» на тех посадах, куда нужно было срочно назначить ответственного нормального человека. Золотой не пил, совсем, и часто улыбался. Именно Золотой придумал пускать за нашим Васей-Механом сопровождающего, когда мы приезжали на ПТОР в расположение роти матеріально-технічного забезпечення. Сберег много майна, кстати.
— Кто там прётся? — из темноты появляется Леха Скиртач, «за грехи свои тяжкие» вчера сосланный к нам на террикон. Леха — наш батальонный офицер-психолог, он бодр, улыбчив и абсолютно безумен. Я много встречаю в последний… крайний год сумасшедших людей, и Леха уверенно держится в первой пятерке. А еще рассказы Лехи про его любовные похождения пользуются невероятным спросом среди особового склада второй роты. Хотя иногда от них волосы дыбом встают.
— Золотой, мабуть, — говорю я и с сомнением смотрю на свои ботинки. Не, не хочу, в тапках пойду, подсохло вроде.