— Не я, а мы, — флегматично ответил Вася и сел в проходе. — Сигарет мне купи, чуешь?
— Хорошо. Что еще?
— Чего-то сладкого.
— Сладкоежка. Жрешь и не толстеешь.
— Завидуй молча.
— Хавку покупать?
— Пепси купи еще. Ну и колбасы какой-то.
— Мля, я с вами даже кофе не попил.
— В Прохоровке попьешь.
— Та попьешь с ними, будут дергать «поехали, поехали», хрен спокойно…
Бах!
Удар сильно качнул кунг. И — тишина. Только прозвенело что-то, а теперь потрескивает. Я посмотрел на Васю, тот — на меня, и мы оба рванули наружу. Никто не кричал, это было и хорошо, и плохо одновременно. У меня в голове почему-то в тот момент вспыхнула картина: три человека, таскающие бронежилеты в «Вито», кровь, калейдоскоп картинок. Сууукаааа… Птур влетел в бусик сразу за водительской дверью, в стойку, и прожег машину насквозь. Переднее стекло вылетело… Да все стекла повылетали, машина осела и почему-то дымилась. Сильный ветер относил запах паленой пластмассы. Всё. Отъездился. Вокруг валялись куски пластика.
Возле кабины нашего Зила с абсолютно очумевшими глазами стояли Шматко, Квартал и Лундгрен с сигаретами в руках. Минуту назад они отволокли ДШКМ в палатку и настолько умаялись этим подвигом, что перед погрузкой броников решили перекурить. Был сильный ветер, и поэтому они протопали шесть метров, завернули за кунг, облокотились о кабину и задымили папиросами. Ракета, казалось, проткнула машину, когда они ещё и по две тяги не сделали.
— П.зда мерсу, — произнес Вася и почухал голову. — Зато люди целы.
— Везучие мы, — сказал я. — Кто-то там наверху сильно нас любит.
Шматко посмотрел на остатки бусика, на нас, на Докучаевск, тоже почухал голову и растерянно произнес:
— Так шо, мы теперь в отпуск не поедем? И тогда мы заржали.
Ровно сутки спустя.
Я валялся в кунге и пересматривал снятое мной видео. Вчера, вскоре после попадания ракеты в машину, мы посмотрели на искореженное железо и… Решили его завести. Двигатель не пострадал. Даже щетки работали, уныло ерзая и западая в кабину. Пробитое колесо поменяли, потекший аккумулятор Вася заклеил эпоксидкой и кусочком ткани, и будь я проклят, если скажу, из чьих трусов я этот кусок ткани вырезал. Вася, прости, брат, я не мог пройти мимо такой возможности.
Бус ехал. Двери — ну, или то, что от них осталось — не закрывались. Форма самой машины напоминала шоколадную конфету, растаявшую на солнце, которую смял и выкинул на землю капризный ребенок. Зеленое чудовище, громыхая и дребезжа всеми сочленениями, рвануло вперед, на дорогу.
— Раз, — сказал Лис.
— Два, — сказал Ваханыч.
— Три, — сказал Мастер. — Не, ху.ня. Птур два раза в один бус не попадает.
— Семь, — ответил я. — Народная примета? Не должен.
Надеюсь.
— Девять, — сказать Ваханыч, — тока бы не заглох на спуске.
— Накатом дойдет донизу, — продолжил Лис. — Двенадцать.
— И прямо у карьєр. Жалко лейтенанта, почти новий був, — хохотнул Президент.
Глаза его совсем не смеялись, держа в прицеле узкого прищура уменьшающийся хвост пыли за машиной.
— Сплюнь, — сказал Мастер. — Девятнадцать.
— А куда он поехал-то?
— В штаб второго бата. Вызвали пояснення давать по бусику.
— А чего не на лэндровере?
— А чтобы вопросов ни у кого не возникало. Вот бус, вот командир, вот куски ракеты, — я поднял кусочек легкого металла с земли. — И даже с каким-то номером. Может, еще и не вы.бут.
— Нас еб.ть — шо небо красить, — произнес Мастер классическую военную фразу.
— Тридцать пять, — сказал Лис, — повернул?
— Вроде, нет… — я прищурился. Ааа черт, очки в бусе остались. Капец им теперь, не ракета — так коммандер их уграет. — Во, повернул. Сорок?
— Сорок три, — поправил Лис. — Прошел.
Оказывается, я задержал дыхание. Выдох, вдох, достать зубами сигарету из пачки. Я дебил, именно я, тут без вариантов. Все моя служба — череда каких-то идиотских поступков, чудом не приводящих к смерти. Да, я поставил бус именно в то место, под ракету. Хотел, чтобы носить шмот недалеко было, время сэкономить. Сэкономил, бля.
Я чуть не убил трех человек.
Два с половиной часа спустя.
— … И я чуть не убил трех человек, — я высунулся из кунга. О, часовой дождь закончился.
— Мартин. Я тебе говорю стопятый раз. Ты заеб.л рефлексировать. Не ты, а сепары пришли в Донбасс.
— На Донбасс, — автоматически поправил я.
— Под Донбасс, бля. Не перебивай. Я эту херню от тебя слушаю уже сутки. Все, хватит. — Вася спрыгнул с койки и потянулся к зажигалке. Зажигалка была привязана веревочкой к гвоздику, гвоздик был заколочен в фанерную светло-зеленую стенку кунга.
— Не в этом дело.
— Именно в этом. И-м-е-н-н-о. Все, хватит. Можешь грызть себя годами, но меня избавь от этой херни.
— Эй, автопроебашка! — мимо кунга протопал Президент в компании с печальным мокрым Федей — в наряд идут, на «Кишлак».
— Так, Жигуль, йди куди йшов, птур башка попадет — совсєм больний будеш! — крикнул Вася.
Президент заржал и потопал вниз. Федя тащил ящик с Б-32 и, что самое главное, молча. Золота людина.