Пехота

Это рассказ о типичном, совершенно обычном и тысячу раз происходящем рилейшеншипе между пехотой и разведкой, отношениях сложносочиненных и трудновыстраиваемых, смеси любви и ненависти, кипящих страстей и ледяного спокойствия. Это рассказ об одних и тех же событиях, описанных с двух сторон — типичным пехотинцем и типичным разведосом.

Пехота

… технически, ну, вот чисто технически — этим утром я стойко и мужественно переносил тяготы и лишения, находясь на переднем крае борьбы Добра со Злом, и за этот вот ежедневный подвиг, получая три тысячи зарплаты и три тысячи атошных. А вот на практике… я «перебував у режимі несення служби у Збройних Силах України» — то есть, валялся на койке в кунге и шарился в фейсбуке. Вообще-то, нужно было спать, после ночного дежурства на КСП еще и ноги толком не отогрелись, но в кунге было холодно, ботинки примерзали к фанерному полу, а идти колоть дрова и разжигать буржуйку было лень, вот со сном и не сложилось. Вокруг меня была замерзшая грязь, присыпанная серым снегом, три блиндажа с тем составом, который у нас гордо назывался «друга мотопіхотна рота за виключенням третього мотопіхотного взводу» в количестве примерно восемнадцати человек «в наявності», замотанный в клеенку СПГ, дашка под плащом, птур с шестью ракетами и бэха-копейка с неработающим прицелом.

Донбасс — это вечный ветер. Ветер ежедневный, постоянный и всегда в лицо, ну, в крайнем случае, сбоку. Не, бывает и в спину, но именно тогда, когда ты оделся слишком легко. Вообще в армии есть очень толковый подход к правильной зимней одежде: или «мля холодно капец», или «епт шо-то я переборщил, жааааркоооо». Мне было холодно, кунгу было холодно, мышам в поле было холодно, и командиру, втыкавшему свою утреннюю смену на КСП, тоже было холодно, хотя он топил буржуйку, чинил подсветку на ПАГ-е, слушал рацию и, вообще, — бодрствовал. Рация, кроме получасовых перекличек наряда, хранила гордое молчание. До сейчас.

— Пшшшччч… на в’їзд, до команди… пшшшч… — мяукнул баофенг и выжидательно смолк. Командир спокойно отложил ПАГ, взял в руку китайскую пластмассовую коробочку, с хрустом вдавил тангету.

— Трон, я — Спарта. Повтор. — В голосе командира явно читалось: «Кого там еще принесло с утра в субботу?» Ответа не было ни у мышей, ни у меня, слушающего радейку в кунге, ни у наряда.

— … пшшш… нцор — Трону. Ма… пшшш… на в’їзд до нас, до тебе. При … пшшш, — раздалось секунд через тридцать.

В трехстах метрах от КСП и в двухстах от «Трона» наряд густо заржал.

— Трон, это Танцор. Нажми на кнопку, подожди две секунды, сформируй в голове фразу, скажи ее вслух медленно и четко, еще подожди две секунды и отпусти кнопку, — командир был спокоен, как комбат перед нарадой, и фраза эта, навязшая на зубах, регулярно повторялась им уже на протяжении примерно тысячи лет, то есть, двух месяцев и шести дней командования мотопехотной ротой.

— Пшшш… Эээээ… Танцор, це Трон, — сказала рация и замолчала.

Стихло все, и даже мыши перестали, кажется, кублиться в ящике с продуктами, а наряд на пулемете перестал ржать и замер в предвкушении следующей серии «РадиоПехота», которая шла каждый раз, когда пересічному мобілізованому недоліку треба було щось доповісти по рації.

— Иии?.. — начал звереть ротный.

Я сполз с лежанки, откашлялся, сунул в рот сигарету и начал привязывать к ногам рыжие таланы. Таланы сопротивлялись. Было удивительно мерзко даже для восьми утра в донбасском декабре.

— Танцор, це Трон, — раздался другой голос в рации. — Приехала шишига, в ней шестеро, инженеры с бригады, хотят заехать. Прием.

— Трон, это Танцор. Документы у них есть? — командир встал с лавки, отпихнул кошку и вышел из КСП, забыв на столе сигареты.

— Танцор, це Трон. Они говорят «хуй вам, а не документы», — голос в рации был слегка озадачен.

— Значит так. Зброю до бою! Расчетам арты — расчехлить орудия и приготовиться открыть огонь бронебойными! Танковая рота — на выход! Вертушки — на взлет! Крейсер — отдать швартовы! Бойовий наказ! Ворожу техніку та диверсантів наказую — знищити! Вогонь! — голос командира звенел, и в звоне этом было все — клубы порохового дыма, грохот барабанов, развернутые знамена, лязг траков, стук ботинок по броне и флаг Украины, гордо дрожащий на клотике авианосца. Я аж заслушался, пытаясь попасть ногой в ботинок. Рота затаила дыхание, наряд сноровисто развернул дашку в направлении въезда. Командир пытался не подавиться смехом.

— Ээээ… Танцор. Вони у машині нервують, але ржуть… — раздалось растерянно в рации.

Мимо промчался Ваханыч в сторону бэхи, за ним — Прапор и Козачок. Козачок зачем-то волок ПКМ Ярика и радостно лыбился.

— Отставить войнушку! — крикнул вдогонку Козачку Танцор, поднял рацию, нажал на кнопку, помотал головой и выдавил: — Отставить убийство. Трон, запускай, пусть сразу до КСП едут.

— Пшшш… Я Трон, прийняв, запускаю… — тембр голоса выдал громадное облегчение старшего солдата.