Человек на песчаном холме... внизу – стрельба, взрывы, человек медленно, будто смакуя, заряжает снайперскую винтовку, целится, нажимает на спуск... выстрел, винтовка дергается у него в руках, словно пытается оттолкнуть от себя, гильза улетает в сторону... выстрел... выстрел... щелчок, винтовка отказывается убивать, она не хочет больше убивать... человек осторожно откладывает винтовку в сторону, достает из кобуры пистолет, целится туда, вниз, в огонь, но потом, передумав, поворачивает оружие дулом к себе и нажимает на спуск... сенсор кадроприемника вместе с осколками черепа летит в темноту, продолжая передавать в Сеть кадр: человек роняет пистолет и плашмя падает на спину…
Это так интересно! Просто дух захватывает! С этим не идет ни в какое сравнение ни один художественный фильм. И то, что происходит возле деревни Понизовка, тоже не может по зрелищности сравниться с мексиканским сериалом в реальном времени...
Даже если кто-то случайно и натыкался на кадр, который честно гнал в Сеть Пфайфер, то торопливо листал кадры дальше, до Мексики. До братских Кораблей, ведь беспилотный аппарат, потеряв связь с оператором, продолжал гнать информацию в Сеть: ...Корабли-Корабли-Корабли-Корабли-Корабли-Корабли...
А в Понизовке... Ну да, огнеблок с оперативной машины начал стрелять, перерубил длинной очередью двух спецназовцев, да, ярко-красная кровь на снегу была очень зрелищной, но мяса в Мексике было больше... Там было интереснее. А тут...
– Лежать! – прогремели динамики автобуса голосом Быстровой.– Всем лежать! Вы хотели меня убить? Не получится!
И все космополеты произнесли вместе с ней: «Не получится».
А еще одна длинная очередь над головами жителей Понизовки и одиночный выстрел в голову спецназовца подтвердили, таки – да, таки – не получится.
Николаев толкнул стоящего рядом Петруху и упал в снег.
– Ложись! – крикнул Лукич.– В снег все ложитесь!
Участковому привыкли верить. Да, он только что пытался помешать селянам устроить самосуд, но сейчас... Мужики падали в снег и тащили за собой баб.
Лежать! Лежать! Это сейчас было самым важным.
Касеев сидел, прислонившись к борту автобуса. Пфайфер – рядом.
– Вот так простужусь,– пробормотал Генрих Францевич,– простатит, аденома, рак...
– Пуля в голову,– сказал Касеев.
– Вряд ли. Мы в мертвом пространстве. Вон у полковника спроси.
– В мертвом,– подтвердил полковник, вытирая лицо снегом.– Кажется, только мы втроем.
– Не шевелиться,– приказала Быстрова.
Один из спецназовцев попытался переползти к автобусу, и пуля пригвоздила его к снегу.
– Никто не шевелится! – прокричала Быстрова.
– Вот ведь сука,– сказал Томский.– Что это с ней?
– А что вон с ними? – спросил Пфайфер, указывая на космополетов.– Нанюхались порошка до полного этого самого... правда, Женя?
Касеев молчал.
Пфайфер толкнул его в плечо. Касеев не обратил на него внимания.
– ...Зачем? – спросил Касеев, глядя перед собой.– Чего ты хочешь добиться?
– Что значит «зачем»? – спросила Быстрова через динамики.
И космополеты спросили тоже.
– Это просто констатация факта,– сказали космополеты.– Я есть, и с этим придется смириться. Они теперь не важны – они все. Они будут делать только то, что я захочу... И эта баба в автобусе...
– Эта баба в автобусе,– сказала Быстрова.– Но я лучше вас. Лучше вас, потому что я не хочу убивать. И не буду. Если меня не спровоцируют. Я призову вас всех к себе, одного за другим. Всех и каждого. Потому что грядут новые времена, и те, кто останется в стороне от меня, умрут. Да, умрут... Всего несколько минут осталось до того, как начнется конец света... От вас ничего не требуется – только глубоко вдохнуть звездную пыль. Один вдох – пришельцы не тронут вас. Вы станете для Братьев своими... Я вас спасаю...
Двое из космополетов шагнули к лежащим в снегу жителям Понизовки. Подошли к Лешке Игнатьеву. Тот попытался вскочить, но огнеблок выплюнул пулю, снег фонтаном взметнулся прямо перед его лицом.
Один космополет надавил Игнатьеву коленом на спину, запрокинул голову.
Игнатьев закричал, дернулся, пытаясь вырваться, но второй космополет наклонился и прижал свою ладонь к раскрытому рту Лешки. Тот перестал биться, затих. Космополеты отпустили его, и Игнатьев пополз по снегу, извиваясь, словно собака с перебитым позвоночником.
Космополеты помогли ему встать.
– Это просто,– сказала Быстрова.
– Это просто,– сказал Лешка Игнатьев.
Заголосила Лешкина жена, Зинаида. Забилась в снегу, то ли пытаясь зарыться поглубже, то ли чтобы не утонуть в нем, как в трясине.
– Жена должна быть с мужем,– сказала Быстрова.
– ...С мужем,– выдохнули космополеты, и облачка пара вылетели из их ртов одновременно.
– Он сам заберет свою жену, спасет ее от смерти и мучений...– изрекла Быстрова.
Игнатьев протянул руку, и его сосед в строю положил ему в ладонь щепотку зеленого.
– Он сам,– сказали космополеты.
Игнатьев пошел к своей жене. Та попыталась вскочить, но двое космополетов, те, что обработали ее мужа, оказались рядом, схватили за плечи...
– Нет! Нет-нет-нет...– Зинаида билась, пытаясь вырваться, лежащие рядом с ней селяне поползли в стороны, чтобы не их, не сейчас...