Пехотная баллада

– Столько раз, что можно сбиться со счету, сэр, – ответил Джекрам. – И я прекрасно знал, что если меня сцапают, то хорошенько надают по шарам. Но стрелки – это штука похуже, сэр. Ты думаешь, что никто тебя не достанет, а в следующую секунду какой-то сукин сын, который засел в кустах на холме, делает поправку на ветер и расстояние и всаживает стрелу в череп твоему приятелю. – Сержант поднял с земли странного вида лук. – Видели, какие у них штуковины? «Коренной-и-Рукисила, номер пять, с обратным изгибом», сделано в треклятом Анк-Морпорке. Настоящее орудие убийства. Мы дадим этому парню шанс, сэр. Он расскажет все, что знает, и отделается легко. Или будет молчать и получит по полной программе.

– Нет, сержант. Это – вражеский офицер, взятый в плен в бою. Он имеет право на гуманное обращение.

– Вот и нет, сэр. Он сержант, а сержанты не заслуживают уважения, сэр. Уж я-то знаю. Они хитрые ловкачи. Я бы не возражал, будь он офицером, сэр. Но сержанты – народ умный.

Связанный пленник хрюкнул.

– Вытащи кляп, Перкс, – приказал Блуз. Инстинктивно, хотя инстинкту было всего два дня от роду, Полли посмотрела на Джекрама. Тот пожал плечами, и она вытащила кляп.

– Я буду говорить, – сказал пленник, выплевывая нитки. – Но только не с этим жиртрестом! Держите его подальше от меня! Я буду говорить с офицером.

– Ты не в том положении, чтоб ставить условия, парень, – рыкнул Джекрам.

– Сержант, – заметил Блуз, – я не сомневаюсь, что у вас есть какие-нибудь дела. Пожалуйста, займитесь ими. И пришлите сюда двух человек. Пленный не справится с четверыми.

– Но…

– И это тоже был приказ, сержант, – сказал Блуз. Джекрам затопал прочь, а лейтенант повернулся к пленному: – Как вас зовут?

– Сержант Тауэринг, лейтенант. И если вы разумный человек, то освободите меня и сдадитесь.

– Сдаться? – переспросил Блуз. В эту минуту на поляну выскочили Игорина и Гум, вооруженные и озадаченные.

– Да. Я замолвлю за вас словечко, когда вы попадетесь. Честное слово, лучше вам не знать, сколько народу за вами гоняется. Можно мне попить?

– Что? Ах, да. Конечно, – сказал Блуз, как будто его уличили в нехватке хороших манер. – Перкс, принеси чаю для сержанта. Скажите, пожалуйста, а почему нас разыскивают?

Тауэринг криво ухмыльнулся.

– А вы не знаете?

– Нет, – холодно ответил Блауз.

– Правда не знаете? – Тауэринг захохотал. Он что-то слишком расслабился для пленника, а Блуз вел себя как очень вежливый, но встревоженный человек, который пытается казаться твердым и решительным. Смотреть на него было все равно что наблюдать, как ребенок блефует в покер против игрока по прозвищу Док.

– Я не настроен гадать, друг мой. Отвечайте, – сказал Блуз.

– Все про вас знают, лейтенант. Вы ведь – Чудовищный взвод. Не обижайтесь. Говорят, с вами тролль, вампир, Игорь и вервольф. Говорят, вы… – он хихикнул, – …вы победили князя Генриха и его охрану, сняли с них сапоги и заставили пробежаться по лесу в чем мать родила!

В кустах неподалеку запел соловей. И некоторое время никто ему не мешал. Потом Блуз сказал:

– Э… вы ошибаетесь. Этого человека звали капитан Горенц…

– Ну да, конечно, он не собирался говорить, кто он на самом деле такой, пока вы стояли, направив на него мечи, – заметил Тауэринг. – Я слышал от одного приятеля, что ваш солдат пнул его по интересному месту. Но рисунка я пока не видел.

– Кто-то нарисовал, как его пнули? – пискнула Полли, внезапно ощутив ужас.

– Нет-нет. Но повсюду уже разослали изображение князя в цепях. Говорят, через клик-башни рисунок отправили даже в Анк-Морпорк.

– Князь… сердится? – робко спросила Полли, проклиная Отто Шрика и его рисунки.

– Как бы выразиться… – саркастически ответил Тауэринг. – Сердится? Нет, я бы не сказал, что он сердится. Он в ярости. Ну, или в бешенстве. О да, «в бешенстве» – это подходящее описание. Вас теперь многие ищут, парни. Вы отлично постарались.

Даже Блуз заметил, что Полли не по себе.

– Э… Перкс, – сказал он. – Это ведь не ты…

Одна-единственная мысль – «обогияпнулакнязяпоинтересномуместу» – кругами носилась в голове Полли, как хомяк в беговом колесе. А потом вдруг все остановилось.

– Да, сэр, – быстро ответила она. – Он пытался изнасиловать молодую женщину, сэр. Если помните.

Блуз перестал хмуриться и по-детски улыбнулся.

– Ах, да. Действительно. Он некоторым образом настаивал, если не ошибаюсь?

– И отнюдь не наливку на ягодках, сэр, – немедленно отозвалась Полли.

Тауэринг взглянул на Гум, мрачно сжимавшую арбалет, который пугал ее саму, и на Игорину, которая явно предпочла бы держать хирургический нож вместо сабли. Судя по виду, ей было дурно. Полли заметила, что сержант улыбнулся…

– Вот так, Тауэринг, – сказал лейтенант, поворачиваясь к пленнику. – Конечно, всякий знает, что на войне случаются жестокости, но отнюдь не такого поведения мы ожидаем от особы королевской крови[5]. Если нас преследуют из-за того, что храбрый молодой солдат не позволил событиям принять еще более отталкивающий оборот, значит, так тому и быть.