Пекло

Правда, ожоги тут были ни при чем. Да, они болели зверски, но подобные ранения были для Кальтера не в новинку. Если он вколет себе обезболивающее, а затем обработает их мазью, которой лечили обожженную кожу в конце двадцать второго века, то сможет больше не бояться ни заражения крови, ни иных вредных последствий…

Но даже если ничего не предпринимать, оставив все как есть, о гангрене можно не беспокоиться. От умрет точно не от нее. Попросту не успеет, ведь Грязный Ирод в любом случае казнит его раньше.

Можно было не проверять, крепко ли связали его бывшие собратья по Ведомству. Но Кальтер все равно пошевелил конечностями, чтобы удостовериться в этом. Что ж, сработано на совесть, претензий нет. Правая рука и левая культя накрепко примотаны к бокам верхолазным фалом. И это еще не все. К скрученным в лодыжках, полусогнутым ногам Куприянова тоже прикреплен фал, другой конец которого удавкой обхватывает сзади пленнику горло. Чтобы малейшая попытка распрямить колени вызывала у него удушье.

Вот только сохранять полную неподвижность не получалось. Кальтер лежал в кузове открытого пикапа, движущегося по ухабистой дороге, и то подпрыгивал вместе с ним, то перекатывался на правый или левый бок – в зависимости от того, куда поворачивал автомобиль. Ожоги при каждом таком перемещении отзывались новыми вспышками боли. Также не исключено, что у Кальтера имелись другие травмы. Он помнил, как генеральский «уазик» перевернулся, а затем на них свалилось нечто тяжелое и изливающее жидкий огонь. За болью от ожогов Куприянов не ощущал пока другую боль. Как и не мог нормально подвигать конечностями, чтобы проверить, целы они или нет.

Вместе с пленником в кузове находились сам полковник Грязнов и один из его подручных – тот самый громила, который стрелял из гранатомета. Протез у Кальтера отобрали – он крепился к культе хоть и мудрено, но не настолько, чтобы полковник не разобрался со второй попытки, как его отсоединить. Когда в Дубае Куприянов впервые угодил в плен к Ироду, тому не удалось решить эту задачу. Отчасти потому, что тогда его волновали другие проблемы. Но сегодня он, к несчастью для Кальтера, все же расколол этот орешек.

Верданди! Черт побери, ведь они же вместе были в машине, когда та угодила в аварию!

– Где Вера? – первым делом поинтересовался Куприянов у Ирода. Тот уже понял, что пленник очнулся, но пока молчал, давая ему время прийти в себя.

– Ты говоришь о своей дочери? Если да, то весьма сожалею, но она не выбралась, – ответил полковник. – Ты – единственный, кого мы вытащили из огня живым.

– Что значит – не выбралась? – Кальтер хорошо расслышал Грязнова, но эта информация просто отказывалась укладываться у него в голове. – Ты хочешь сказать, что Вера… погибла?

– Совершенно верно, – подтвердил Ирод. Он говорил подчеркнуто невозмутимо, без сожаления, но и без злорадства. Просто доводил до пленника нужные сведения. И тому предстояло уже самому решать, как на них реагировать. – И Вера, и Вампилов и прочие – все сгорели. Скажу лишь то, что твоя дочь была мертва, когда мы ее обнаружили. Сломала шею при аварии и умерла еще до того, как машина загорелась. Можешь утешиться тем, что Вера умерла быстро и без мучений, поскольку больше мне тебя утешать нечем.

– Ты лжешь! – процедил Кальтер, проглотив подступивший к горлу комок. – Это ты убил Веру, сучий потрох! Ты или кто-то из твоих ублюдков!

– Зачем бы мне убивать ее вот так сразу? – пожал плечами Ирод, посмотрев на него укоризненным взглядом. – В моем кузове хватило бы места для вас двоих. К тому же ты меня знаешь: вместо того, чтобы пытать тебя, я бы лучше пытал твою дочь, и ты раскололся бы намного быстрее, согласись?

В душе Кальтера заклокотал гнев. Но даже сейчас, когда выплеснуть его на врага было бы не зазорно, агент не позволил гневу растопить ту глыбу хладнокровия, под которой не один десяток лет были погребены все его эмоции. С каждым годом им становилось все труднее и труднее пробиться через эту глыбу. Похоже, морально Куприянов состарился гораздо быстрее, чем физически, и у него просто не осталось сил, чтобы ворочать в душе такие неподъемные тяжести.

Освободись Кальтер от пут и доберись хотя бы до ножа, он кромсал бы Ирода и его людей до тех пор, пока мог стоять на ногах и убивать. Но делал бы он это, не проронив ни звука, с холодной ясностью во взоре и мыслях, чувствуя лишь позывы не способного вырваться на волю гнева.

Увы, Грязный Ирод был не тем противником, в плену у которого Кальтеру мог выпасть шанс на побег и отмщение. Да и боль от ожогов сильно его отвлекала, не позволяя уйти в себя и пережить мысль о том, что Верданди больше нет. И что он не смог на сей раз защитить ее, хотя именно с этой целью здесь находился. Вера выбрала себе опасную работу, а Кальтер старался как мог, чтобы его приемная дочь вернулась обратно к семье и детям. Однако старался недостаточно, и вот результат. Ну хоть одно утешает: он и сам уже не выберется из этой передряги живым. Так что смотреть в глаза двум осиротевшим дочкам Веры и объяснять, почему он выжил, а она – нет, ему не придется.