Пекло 3

Он уже не раз видел, как бур кренится вперед, вонзается в песок носом и, поднимая пыль, медленно исчезает, набирая скорость. После этого над Хайбой ветер еще час гоняет песок. Зная это, Шеф сразу повязал на лицо кусок ткани, чтобы скрыть рот и нос. Тряпка пахла порохом и машинным маслом, а еще какой-то горечью и, возможно, кровью, хотя в существование запаха последней Шеф не верил.

Новый блестящий танкобур в лучах Зены вдруг стал красным. Этот отблеск пробивался сквозь поднятую завесу песка.

– Алая Зена – это к удаче, – говорил когда-то очень давно Дональд. – Кровь врагов точно прольется.

– А наша кровь? – спрашивал тогда Оливер, еще не совсем привыкший к регулярным схваткам на смерть.

– Тут уж как повезет, – смеялся Дональд, при этом клал руку Олли на макушку и растрепывал чуть отросшие темные волосы. Те сразу лезли в глаза, напоминая, что он опять их слишком сильно отрастил.

Сейчас, словно рукой из прошлого, ветер попытался растрепать совсем коротко стриженные волосы, но только мазнул по затылку, заставляя обернуться и посмотреть на оранжево-желтую Зену.

«Считать ли этот отблеск добрым знаком?» – мысленно спросил себя Оливер, но размышлять над этим долго не стал, просто убедился, что алого света от металлического бока танкобура больше нет, и направился прочь, шагая по песку вдоль скалы.

Ботинки хоть еще и держались, но горячие песчинки внутрь все равно попадали, обжигая босую ногу. Кожа у Оливера давно загрубела так, что он не мотал никакого подобия портянок и мог бы смело ходить босиком почти по любой скале, просто знал, что хороший ботинок с плотно затянутыми шнурками спасает ногу от любых других травм. По крайней мере, при нем в подобной обуви еще никто не смог подвернуть ногу или сломать лодыжку.

Майка его была завязана на голове. На плече висела винтовка. Противогаз и старый рваный плащ цвета грязных портянок крепились на поясе.

Дымовые шашки он сложил в небольшой мешок и предпочел нести его в руках, прислушиваясь к просыпающемуся Пеклу. Он привык не слышать собственный шаг, но шагать в одиночку при свете дня было непривычно, потому он ускорял шаг, только бы песок захрустел под металлическими носками ботинок.

До вулканьего киля он дошел, не отходя от скалы, стараясь везде, где только можно, спрятаться в тени, а когда увидел острый черный шпиль, торчащий из скал, остановился, глядя на его тень, словно на часы. Времени до полудня ему хватало с лихвой.

Только здесь он позволил себе несколько глотков воды и, миновав киль, стал взбираться на скалы – все равно дальше тени уже не будет.

Обычно, когда он составил точный план и нет никакой надобности его менять, в голове была тишина. Он просто слушал свои шаги или глупые шутки Кирка, изредка улыбаясь, теперь же в голове роились бесконечные тревожные мысли.

Жив ли Берг? Что сейчас с Карин? И почему он не может быть так же равнодушен к ним, как ко всем другим? Он вроде ко всему привык. Не впервой ему приходилось спасать кого-то из плена. Своих Демоны никогда не бросали и если уходили, то только чтобы вернуться, даже если шансов на спасение немного. Своих они или отбивали, или мстили за них кровью Ястребов. За одного убитого Демона по старой традиции надо было уложить троих, хотя когда-то говорили о десятке, но такую месть Оливер никогда не видел, а вот троих убить – это Демоны всегда могли.

Он ходил отбивать или мстить, заранее готовый проститься с кем угодно. Пленный считался мертвым, а если его удавалось отбить, это просто становилось удачей и отличным поводом вскрыть бочку ядерной бражки, которую можно назвать лучшим пойлом этой дыры.

Впервые он шел спасать кого-то, чувствуя, что будет в бешенстве, если человека не получится спасти.

«Неужели все потому, что он майканец?» – спрашивал себя Шеф и тут же зло скрипел зубами, что в вулкане о Кастере он даже не вспомнил, хотя Кастер прошел с ним огромный путь, не то что Берг.

– Мы все заведомо мертвы для мира людей и для этой пустыни, – вспомнил он слова Кирка в тот день, когда сам Олли впервые закурил.

Это была, наверно, единственная по-настоящему глубокая фраза от Кирка, но и ее, и привкус первой сигареты на губах Шеф запомнил, как и следы песка и крови на щеке у лучшего друга.

С этим сложно было спорить. Они все были уже мертвы, и физическая смерть воспринималась как-то иначе. Она была скорее освобождением, чем карой. На Карин и Берга это правило не распространялось. Они не были осуждены, они были живы и должны были выбраться.

– Любой ценой, – зачем-то шептал Шеф вслух пересохшими губами и продолжал идти.

Его телу не было никакого дела до хаоса в его голове. Ноги сами знали, как ходить по скалам, проверяли опору перед каждым шагом. Глаза искали змей. Уши реагировали на каждый шорох. Он даже оборачивался быстрее, чем понимал, что это нужно сделать. Переставлял ногу, стоило хоть одному камню пошатнуться.