– Почему бы и нет? – Кэт пожала плечами. – На улице все еще снег. И мы действительно задолжали вам праздник.
Девочки снова переглянулись.
Так-так! Что замышляют эти юные негодницы?
Пенни подтолкнула сестру локтем.
Харриет вскочила со стула и, набрав воздуху в грудь, отчеканила:
– И мы хотим только один подарок! – Бросила взгляд на Пенни, получила от нее одобрительный кивок и закончила: – Мы хотим щенка!
Монк тяжело вздохнул. Опять они…
– Солнышко, ты ведь знаешь: у мамы аллергия, и в доме у нас мало места для…
– А по-моему, девочки правы, – вдруг прервала его Кэт.
Что?
Монк уставился на жену так, словно увидел впервые. Именно Кэт всегда была решительно против собаки в доме!
– Я вот подумала… в самом деле, почему бы нам не завести щенка? – Она положила себе кусок вишневого пирога и продолжала: – Я хочу бигля. Так и стоит перед глазами. Такой забавный, трехцветный, лопоухий бигль…
Монк открыл рот от изумления, но сказать ничего не успел: за дверью послышались торопливые тяжелые шаги, и в палату ворвался Ковальски.
– Сейхан! – заорал он во всю глотку. – Сейхан рожает!..
Грей вглядывался в сморщенное красное личико сына, в мягкий пушок волос и пульсирующий родничок на макушке. Изучал крохотные реснички над плотно сомкнутыми веками. Следил за каждым вдохом-выдохом. Не сводил глаз с ручки, сжатой в кулачок, с крохотными пальчиками и совсем кукольными ноготками. Во сне малыш причмокивал, словно ему снилась материнская грудь.
– Ты все-таки это сделала! – прошептал Грей, обращая взгляд к любимой. Они с Сейхан лежали вместе на больничной постели; младенец покоился между ними.
Сейхан подтолкнула его.
– Ну, не одна. Мне помогли.
Грей вздохнул, чувствуя себя безмерно счастливым.
Пожалуй, счастливым, как никогда.
Он обвел взглядом палату, радуясь, что все ушли и оставили их вдвоем. Еще несколько минут назад палата гудела от поздравлений. Ковальски преподнес младенцу плюшевого медведя с сигарой в зубах (ну кто бы сомневался?). Пейнтер пришел вместе с Лизой, и оба намекали, что пора бы Грею с Сейхан скрепить свои отношения узами брака.
Директор рассказал и кое-какие новости. По всему миру сейчас идет преследование ячеек «Тигля». После допроса Сабалы и изучения документов, найденных в тайной цитадели Герра, домино посыпалось – тайны зловещей организации начали выходить на свет. Что же до Парижа, он быстро оправляется от нанесенного удара: идет масштабная перестройка, и руководители обещают, что в будущем Город Света засияет еще ярче прежнего.
Откинувшись на подушку, Грей прислушивался к ровному дыханию Сейхан.
Не сразу и не легко пришли они к решению завести ребенка. Обоих преследовали сомнения. Над обоими тяготели дурные воспоминания и страх перед будущим.
Но они преодолели страх.
И не жалеют.
Будущее может подождать. Сейхан уже не боится, что станет плохой матерью. Грей и не сомневался – всегда знал, что из нее выйдет мать-тигрица, бесконечно любящая и всегда готовая защищать своего ребенка. Теперь, пережив тяжелые испытания вместе с Харриет, уверилась в этом и она сама.
Да и Грей не беспокоится о том, какой из него получится отец.
Вражда с отцом оставила неизгладимую печать на его детстве. Но сейчас Грей знал: гнев и насилие не записаны у него в генах. Не обязательно передавать дурное наследство следующему поколению. Остановится ли цепь зла на нем, зависит только от него самого.
Осторожно накрыв ладонью крошечную головку сына, он думал о разнице между Евой и ее злым двойником. Любовь, забота – все это «модули», которые можно передать ребенку.
Никто из нас не рождается человеком.
Людьми мы становимся.
Как Мара вырастила и воспитала Еву, научила быть личностью, подарила ей душу, так же должны и родители воспитывать своих детей. Учить, преподавать им уроки жизни, любви – а порой и уроки боли и страдания.
Его отец совершал ошибки. Сам Грей, наверное, тоже без ошибок не обойдется. Главное, учиться на своих ошибках. И, кажется, он знал, с чего начать.
Рядом пошевелилась Сейхан.
– Мы так и не выбрали ему имя.
Но он уже знал, как назовет сына.
– Джексон Рэндольф Пирс.
В память об отце.
Он взглянул на Сейхан, гадая, как она к этому отнесется, – и та улыбнулась в ответ.
Вот и отлично.
Впрочем, одно возражение у нее все-таки нашлось:
– Ты помнишь, Монк назвал Харриет в честь твоей матери. Представь, если они вырастут и поженятся…
Эта мысль вызвала у Грея улыбку. Он представил себе, как отец и мать где-то там, в неизмеримой дали, смотрят, как идут по жизни их новые, юные воплощения. Как возрождается их любовь. Снова и снова, поколение за поколением.
И опять его охватило все то же странное чувство – чувство судьбы. Все повторяется круг за кругом, все возвращается на круги своя.
Таков мир смертных.
Жизнь – и смерть.
Потери – и возрождение.
Грей повернул голову и поцеловал сына в макушку.