Пекло

Магда и монах остались стоять. Кирилл шел не спеша и осматривал обстановку. Да, новорусской лачугой тут и не пахло. В ней дизайнер где-нибудь да схалтурит. А хозяин внесет свою лепту и усугубит безвкусицу.

Кирилл неприметно улыбнулся: вспомнил, как ему довелось побывать в загородном доме одного свежеобрубленного магната, и как в необъятной кухне он среди изысков дизайнерской мысли увидел стоящий на видном месте расписной самовар. Рядом лежало такое расписное черпало. Наверно, из кадки чего-нибудь вычерпывать. Но кадки не было.

Предметы быта были, как и водится, выкрашены в кислотные с золотом цвета. Эдакая дикарская хохлома. Такие фишки — а-ля рюсс — любят покупать иностранцы. Они тоже украшают свой быт такой же псевдонародной кухонной утварью.

На фоне нежных, светло-пастельных тонов кухни самовар и черпало смотрелись дикими цветовыми пятнами. Тогда еще мысль мелькнула: «Он что, со своими корнями расстаться не может? А ведь на вид лощеный, утверждает, что без ума от русского искусства. Только это не искусство, а низкопробная поделка».

В замке лорда Абигора, и в частности в этом здании, все иначе. Ни убавить, ни прибавить. Любая мелочь нарушит всю гармонию. Такое создается десятилетиями, как английские газоны.

Кирилл не успел пройти и треть зала, как наверху послышался отдаленный шум.

«Кто-то тут еще есть? Магда сказала, что я первый гость. Слуги?..»

Кирилл оглянулся и увидел, что лицо Магды стало прямо-таки меловым — будто лист бумаги. Черты ее лица окаменели. Монах Яков застыл и, стоя рядом с женщиной, трясся мелкой дрожью.

Шум стремительно нарастал, переходя в быстрый топот. Раздался протяжный вой, и наверху лестницы возникла черная тень. Тень стремительно покатилась вниз по ступеням, и опешивший поначалу Кирилл разглядел, что к нему огромными прыжками несется обезумевший ротвейлер.

Могучая собака скалила пасть, с зубов стекала вязкая пена — будто ротвейлера одолевало бешенство. Глаза горели кроваво-красным огнем. Полыхающий взгляд больше всего поразил Кирилла.

Таких сверкающих, бешеных глаз он у собак не встречал. Только в фильмах ужасов можно увидеть подобные глазищи.

Кирилл понял намерения ротвейлера. Они просты и очевидны. Собака испытывала непреодолимое желание кого-нибудь убить. И убить как можно скорее. И судя по тому, как ротвейлер не отрывал от него кровавых глаз, жертвой должен был стать именно он, Кирилл…

Дикий предок человек легко разгонял стаю диких псов. Но он не дикий человек, а вот этот ротвейлер точно дикий.

Кирилл приготовился отразить удар: тут главное не телепаться и не упустить момент прыжка. А там, если получится, ухватить собаку за челюсть и, пропуская монстра дальше, отпрянуть и легонечко крутануть его вокруг себя. Придется отпустить, пускай летит. Но желательно ударить обо что-нибудь угловатое, твердое и, желательно, острое.

Еще можно кулаком стукнуть в нос. Встретить, так сказать, на лету. Нанести упреждающий удар. И удар это должен быть серьезным и четким — на кону не то что твое здоровье, тут идет речь о жизни!

Но двинуть по носу проблематично — у ротвейлеров притуплено чувство боли. Порода такая! Так что на разбитый нос он, может, и внимания не обратит. Значит, за челюсть…

Эти мысли вихрем пронеслись в голове Кирилла. Он изготовился к атаке. Однако ничего этого делать не пришлось. Никого не покусали, не покалечили и не убили.

Откуда-то сбоку вдруг вылетела молчаливая серо-бурая тень и, развернувшись в прыжке, превратилась в большую пушистую собаку. Она мощной грудью сбила прыгнувшего ротвейлера.

Черный пес отлетел в сторону и кубарем покатился по полированному мраморному полу. Однако вскакивать ротвейлер не стал. Наоборот: быстренько перевернулся на спину и, чуть повизгивая, заболтал в воздухе лапами.

Если бы у ротвейлера не был обрублен хвост, то наверняка он вертел бы им, как пропеллером. Выражал этим, так сказать, свое глубочайшее раскаяние в том, что хотел сотворить. А так вертелся и постукивал по камню лишь небольшой обрубочек.

Глаза пса потухли, зрачки стали нормального черного цвета. Жуткая, зловещая, так поразившая Кирилла краснота исчезла.

Над поверженным ротвейлером, чуть порыкивая и показывая меж черных губ великолепные острейшие клыки, стояла собака Кирилла — пушистая кавказская овчарка Шейла.

Собака взглянула на Кирилла черно-желтыми блестящими глазами и, чуть вильнув хвостом — мол, я тебя вижу, драгоценный хозяин, но подожди немного, дай докончить начатое, — гулким басом гавкнула на ротвейлера. Эхо отразилось от стен, от потолка и замерло не сразу. В ушах Кирилла зазвенело.

Затем, чтобы закрепить успех и надолго вдолбить неразумному псу жесткий урок, Шейла куснула ротвейлера за ухо.

Большой пес заскулил и заверещал, как щенок: не сколько больно, сколько обидно и страшно. Давно известно, что даже самая шелудивая сучка сможет совладать с гордым красавцем-кобелем любой породы. На то она и сучка. Впрочем, шелудивой сучкой Шейлу мог назвать лишь полный идиот. Ухоженная и лощеная, с мощными передними лапами, она делала честь славной породе волкодавов.