Княжич сжал серебряную рукоять меча. Старик Любомысл вертел меж пальцев небольшую серебряную денежку. Если что-нибудь из тумана выскочит, он ею сразу запустит в супостата. Серебро первое дело. Он помнит, как им от нежити, что с Гнилой Топи вышла, отбивались. Не будь этой ночью при них серебра, то…
«Эх, надо бы пращу сделать, — запоздало сообразил Любомысл. — Она и дальше бьет, и сильнее. Когда передых будет, то налажу…»
То, что они обязательно совладают с новой напастью — туманом, старый мореход не сомневался. И не из таких передряг выбирались. Этот туман вызывал в нем полузабытые воспоминания. Старик начал припоминать, что он когда-то слышал о таком диве…
Туман чуть клубился. Будто живые медленно плелись серые, с синеватым оттенком языки. Словно разговаривали меж собой, лизали друг-друга.
Венды остановились поодаль. Прозор с сомнением смотрел на неожиданно возникшее диво. Солнце высоко, припекает, а тут — около серого непроницаемого для глаз тумана — прохлада. И ветра нет — это чувствуется. Даже листва чудных деревьев не дрожит. Тишина…
От чего же туманные сгустки переплетаются и шевелятся? Что движет эти рваные языки?
У Прозора неожиданно, как и утром — когда отъезжали от зимовья — заломило виски. Опасность! Сейчас надо быть стократ осторожней!
Если ни с того ни с сего в голову ударила боль, то надо сначала поразмыслить, где кроется угроза. А уже потом что-либо делать.
Этот дар дался Прозору еще в далеком детстве, когда он важно ходил сопливым мальчуганом. Он тогда ночью на древнее болото — Гнилую Топь — сдуру зашел. Захотелось, вишь, папоротников цвет добыть. Цвет-то он сорвал, да заодно увидел, как мертвяки в невиданной одежке по ряске бродят и не тонут. Вот болото и наградило его способностью чуять опасность заранее.
Милован тронул повод. Чмокнул губами — понукая лошадь.
— Посмотрю, что в тумане.
— А ну стой! — рявкнул Прозор. — Я тебе посмотрю! Привыкли очертя голову в омут бросаться. А вдруг ты там башку расшибешь? Хватит с нас одного болезного, — предводитель кивнул на Борко, что печально прижимал перебитую руку к груди. Печалился молодец от того, что завидовал своему другу Миловану. Тот ведь двурукий. Ему первому дела делать дозволено.
А Прозор не унимался. Сейчас он выскажет молодым увальням все, что думает о героях, которых жизнь за волосы не таскала и размышлять не научила! Дурни-богатыри только в сказках бродят и мечом направо и налево без разбору машут. Потом, мол, разберутся, кому непутевую башку снесли. А тут жизнь, не сказка.
Впрочем, предводитель быстро остыл, сам таким рьяным когда-то был. Чего уж там…
— Сначала обдумать надо, — сказал он. — Вон, в своем лесу — где каждое деревце мило и знакомо — подъехали к краю дороги. Мол, открылась она. Проход в неведомый мир появился. Эко диво-дивное! Надо посмотреть и разведать, что там дальше! Посмотрели. И что вышло? Сами видите. Добромила чуть конь не убил. И мы заехали незнамо куда. Шевелится этот туман. Будто живой. Чуете? Ни ветра, ни сквозняка. Что думаешь, Любомысл?
А что мог сказать Любомысл? Он задумчиво чесал седую голову. Старик вспомнил, что о слышал о таком тумане. Весь богатый опыт, все знания старого моряка и тут пригодились.
В морях есть туман. Всегда. И он движется. Редко случается так, что он замирает. Это бывает при полном безветрии. Но в море всегда есть ветра, почти всегда. Но это и ясно: море — есть море. Хотя, есть и другой туман.
— Скажу так, други. Думаю, не стоит туда сломя голову кидаться. Чай не кабаны, что в камыши забрели. Видите — какой он странный. Впрочем, не странней той стороны, куда нас занесло. Выбираться надо. Только вот что, вспомнил я кое-что и появилась у меня одна мысль…
Любомысл соскочил с лошадки и носком сапога принялся раздвигать жесткую траву. Старик выискивал подходящий камень. Из найденных выбрал один: не увесистый и в руке хорошо лежит.
Венды недоуменно смотрели: что это он удумал? К чему камень?
Отойдя подальше, Любомысл несильно запустил его в туман.
Он метил так, чтобы камешек полетел посередине дороги и не очень высоко. Кинув, тут же резво отскочил в сторону.
Камень вылетел обратно. Сначала скрылся в плотной пелене и будто от чего-то там отскочил. Но стука слышно не было. Мягко влетел в туман — и мягко и несильно вылетел и упал чуть дальше того места где только что стоял Любомысл.
— Так… — удовлетворенно крякнул старик. — Теперь понятно… Эй! Да ты что?! — Любомысл увидел, что Милован легко, незаметно глазу изготовил лук к стрельбе и вот-вот спустит тетиву. Молодец собрался стрелять в то место, куда он только бросил камешек. — Ополоумел?! А ну опусти!
Милован нехотя повиновался.
— Что за бес там швыряется! — удивился Прозор.
Сам он даже не пошевелился. Лук с наложенной на тетиву стрелой так и не поднял. К чему? В себе уверен — успеет удар отразить. Но на молодцев богатырь глянул одобрительно. У парней глаза хоть и горят, но держаться спокойно. Борко, хоть и однорук сейчас, но меч держит легко, будто не покалечен. Может и сам напасть и, случись такое, от врага защититься.