Пелагея

Екатерина Ронжина Пелагея

Пелагея была высокой, худощавой женщиной преклонных лет. Каждое утро, только открыв глаза, она сбивчиво шептала «Отче наш» и «Живые помощи». Вставала, пристально глядела в окно. Так и не увидев желанного, уходила в ванну. Затем готовила завтрак на двоих – себе и сыну, который ушел на войну и пропал без вести. Был у нее муж. Давно. Не сумел смириться с потерей отрока и помешательством жены на этой почве. Запил. Однажды вечером возвращался домой в пьяном угаре и свалился на рельсы, прямиком под электричку. То ли случайно, то ли сам так решил – уже не узнать. Вот и осталась она совсем одна.

Каждый раз ее сердце замирало, когда кто-то звонил в дверь: «Вернулся! Я знала! Я верила! Родной мой!» Но на лестничной клетке ждал почтальон, сварливая соседка или же просто дети подшучивали над городской сумасшедшей. Так ее прозвали за то, что после завтрака Пелагея повязывала темный платок на голову и в любую погоду выходила на улицу, стояла у подъезда с фотографией сына в руках. Ждала, пристально всматривалась в лица прохожих, иногда спрашивала, не встречался ли им рослый парень с русыми волосами, серыми глазами и заразительной улыбкой.

– Вот этот, посмотрите внимательно, пожалуйста, – робким голосом умоляла она незнакомцев. Но никто ее сына не видел.

– Да помер Егор твой, прими уже и смирись! Мало, что мужа в гроб загнала, так и сама вон в кого превратилась! – ругалась на безутешную женщину бабка Люся из четвертого подъезда.

– Тьфу на тебя, ведьма проклятая! – тихо отвечала Пелагея, изо всех сил сдерживая слезы, но глаза все равно набирались и картинка мутнела. Тревога нарастала: вдруг пропустит главное, не увидит дорогие очертания фигуры вдалеке. Сердце матери верило, что сын ее жив и обязательно вернется домой.