Пелагий Британец

— В беседе никогда не спеши с ответом, — поучала она его. — Вообрази, что перед тобой водяные часы на минуту, и мысленно дай утечь воде из верхней половины в нижнюю. Минута — это очень много. За минуту дело может повернуться перед тобой другой стороной. Или ты можешь припомнить, что твой собеседник бывал не раз пойман на вранье. Или ты увидишь, что остроумная реплика, уже почти слетевшая с твоего языка, таит в себе обиду, которую ты вовсе не хотел нанести.

Как садиться в кресло и как вставать с него, как поддерживать рукой пурпурную мантию, как менять выражение лица от строгости к доброжелательности, как идти и стоять под взглядами сотен глаз — всему этому августа Пульхерия торопилась научить будущего императора. Я, стоя скромно у стены зала, тоже впитывал ее уроки. Ибо я чувствовал: примеряя на брата облик идеального правителя, она описывает свои приемы, свои маски, свою броню. А мне так хотелось проникнуть за эту оболочку, стать причастным к тому, чему радовалась и чем ужасалась ее живая душа.

Затворническая жизнь не мешала ей заниматься государственными делами. Освободив себя от необходимости участвовать в парадных торжествах, от потока льстецов, просителей, интриганов, девочка-августа получила возможность уделять вопросам правления гораздо больше часов, чем многие ее помощники. Даже во время визитов брата к ней иногда являлись секретари с проектом указа для подписи, с депешей, с устным сообщением. Она отводила их в глубь зала, шепталась, принимала решение, отсылала.

— Неужели у тебя не бывает минуты полного покоя? — спрашивал Феодосий. — Ну уж нет, себя я не дам так затянуть в эту упряжку. Удеру на день-другой на охоту — депеши подождут. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на одни совещания, доклады, чтение посланий.

Пульхерия только снисходительно улыбалась и отпускала нас.

Главной ее заботой в конце 416 года были продолжавшиеся волнения в Александрии. Патриарх Кирилл слал доклады, в которых выражал полную покорность приказам константинопольского двора, но заявлял, что не может контролировать страсти горячо верующих. Вот и Гипатия, объяснял он, погибла лишь потому, что александрийские христиане видели в ней главное препятствие к установлению мира между церковью и светской властью, между Христом и кесарем. Но префект Орест слал доклады, в которых прямо обвинял Кирилла в подстрекательстве, в укрывании убийц, в разжигании фанатизма.

Чтобы разобраться во всем этом, Пульхерия отправила в Александрию доверенного эмиссара по имени Одессиус. Но и его расследование скоро зашло в тупик. Свидетели нападения на Гипатию давали противоречивые показания, главные подозреваемые таинственно исчезали, новые беспорядки и стычки отвлекали внимание властей. Доходили слухи, что партия патриарха Кирилла подкупила Одессиуса и он смотрит сквозь пальцы на бесчинства, творимые фанатиками.

Двор тоже разделился на две партии. Одна требовала немедленного смещения Кирилла с поста патриарха, строгих мер по восстановлению порядка, розыска и наказания убийц. Другая настаивала на том, что патриарх делает благое Божье дело, стремится очистить Александрию от язычников, еретиков и евреев, превратить ее в чисто христианский город. Конечно, в таком великом предприятии неизбежны срывы и чрезмерные вспышки страстей. Но великая цель оправдывает их.

Феодосий Второй разделял мою неприязнь к Александрии и александрийцам. В наших глазах этот город вот уже целое столетие был зараженным болотом, откуда выползали драконы вражды и смуты в христианском мире. Всякий воинствующий невежда, прикрывшийся несколькими строчками из Евангелия, мог найти в Александрии приют и убежище. Такие-то и сожгли великую Александрийскую библиотеку, разрушили великолепный храм Серапиуса, растерзали Гипатию.

Однажды разговор об александрийских делах зашел во время очередного визита Феодосия к сестре. Августа Пульхерия вдруг спросила меня, что я думаю о ситуации в этом городе.

— Если бы меня послали туда эмиссаром, я бы быстро навел порядок, — воскликнул я.

— Каким же образом? — насмешливо спросила она.

Стараясь не пускать в голос хвастливые и самоуверенные ноты, я начал объяснять свой план:

— Кого мы видим в центре всех последних бесчинств в городе? Этих парабалани, этих свирепых фанатиков, с дубинками и камнями в руках. Патриарх Кирилл утверждает, что это просто благочестивые христиане, которые вели смиренную жизнь в пустыне, в окрестных деревнях, а теперь пришли в город, чтобы помочь священникам заботиться о больных и увечных. Порой, конечно, они помогают защищать христианские церкви от нападений язычников и евреев — но ведь в этом нет ничего дурного.

Памятуя уроки моего ритора, я сделал многозначительную паузу. Слушатели терпеливо ждали.