Пелагия и чёрный монах

— Да. Где ужасное событие произошло. Даже два события: сначала с женой бакенщика, а потом с тем юношей, который в клинику голым прибежал. Он там, в избушке, рассудком тронулся.

Полицмейстер так и впился в местного жителя взглядом.

— Почему вы знаете, что именно там?

Тот обернулся, захлопал светлыми ресницами.

— Ну как же. В избушке утром его одежду нашли, аккуратно сложенную. На лавке. И штиблеты, и шляпу. Стало быть, туда он ещё в обыкновенном, приличном виде пришёл, а выбежал уже в окончательном помрачении и, видно, бежал без остановки прямо до дома Доната Саввича.

Только теперь полковник припомнил последнее письмо Алексея Степановича, в котором, точно, говорилось о домике бакенщика и намерении молодого человека отправиться туда ночью. Впрочем, про это Феликс Станиславович читал невнимательно, поскольку было очевидно, что к моменту написания своей третьей реляции Ленточкин уже совершенно сбрендил и нёс очевидную чушь.

Теперь же вот выяснялось, что не такую уж и чушь.

То есть, в смысле мистики и заклинаний, конечно, бред, но что-то в избушке в ту ночь определённо произошло. Как это он давеча сказал? «Иди туда, в избушку на курьих ножках. В полночь. Сам всё и увидишь. Только гляди чтоб не стиснуло, а то сердце лопнет». Ну, последнюю фразу, положим, можно отнести на счёт безумия, а вот касательно места и времени очень даже есть о чём подумать.

И в этот миг в голове полицмейстера закопошилась некая идея.

* * *

К ночи план дозрел и явился на свет в такой безусловной целесообразности и простоте, что полностью оттёр предыдущую диспозицию — идти на Постную косу и караулить распоясавшегося Василиска там.

Окончательному изменению намерений Лагранжа способствовало и ещё одно немаловажное обстоятельство: по заходе солнца и воцарении над островом тьмы стало ясно, что новорожденный месяц ещё слишком мал и тонок, не более ногтевого обрезка, и должным образом осветить Постную косу не сумеет, а значит, сидеть там в засаде никакого резона нет.

Другое дело — ветхая избушка с накарябанным на стекле восьмиконечным крестом (вернувшись в нумера, полковник прочитал письмо самым внимательным образом и все подробности запомнил). Ночь, когда туда наведался «попрыгун» с самыми печальными для себя последствиями, как выяснил у аборигенов Лагранж, была безлунной, однако это не помешало свершиться тому, что свершилось. Значит, отсутствие луны делу не помеха.

Итак: прибыть туда ровно в полночь, как написал безумец, произнести заклинание и посмотреть, что будет. Вот, собственно, и весь план.

Кто другой, может, и побоялся бы ввязываться в такое смутное, не описанное в уставах и служебных инструкциях предприятие, но только не полковник Феликс Станиславович Лагранж.

Когда полицмейстер в кромешной темноте подходил к скверной избушке (было ровно без пяти минут полночь), его сердце билось ровно, руки не дрожали и шаг был твёрд.

А между тем вокруг было нехорошо. Из дальнего леса ухал филин, от воды несло холодом и жутью; в остальном же властвовала такая абсолютная, мёртвая тишина, что хоть уши затыкай — послушать стук живой крови. Глаза Лагранжа, привыкшие ко мраку, различили впереди кривоватый контур бревенчатого домика, и полковнику показалось невероятным, что всего несколько дней назад здесь жила молодая и, должно быть, счастливая семья — занималась какими-то обычными делами, ждала первенца. Ничего живого, тёплого, радостного в таком месте произойти не могло.

Феликс Станиславович поёжился — что-то вдруг стало зябко, несмотря на шерстяную фуфайку, надетую под пиджак и жилет. На всякий (чёрт его знает какой) случай вынул из-под мышки «смит-вессон», сунул за брючный ремень.

Дверь была заколочена крест-накрест двумя досками. Полицмейстер просунул в щель пальцы, рванул на себя что было сил и чуть не упал — так легко выскочили гвозди из трухлявого дерева. Безмолвие нарушилось тошнотворным треском и скрежетом; с крыши, заполошно хлопая крыльями, сорвалась какая-то большая птица.

Окно Лагранж разглядел сразу: серый квадрат на чёрном.

Значит, нужно подойти, перекреститься и сказать: «Прииди, дух святый, на след, иже оставил, на то у Гавриила с Лукавым уговор есть». Ёлки-иголки, не перепутать бы.

Выставив руки, Феликс Станиславович осторожно двинулся вперёд. Пальцами задел сбоку что-то деревянное, большое. Сундук? Короб?

Экспедиция третья ПРИКЛЮЧЕНИЯ УМНИКА

Известие о самоубийстве полковника Лагранжа достигло Заволжска лишь через три дня после самого этого ужасного события, поскольку телеграфа на островах не было и все сообщения, даже чрезвычайнейшие, доставлялись по старинке — почтой или нарочным.