Забившись всем телом, подавившись воплем, узница перекатилась обратно на середину трюма. От мышей это её избавило, но зато снова намоталась рогожа. Лучше уж так, сказала себе Лисицына, прислушиваясь к бешеному стуку собственного сердца.
Увы, не прошло и пяти минут, как по мешковине, прямо поверх лица, вновь зашуршали маленькие цепкие коготки. Полина Андреевна представила, что будет, когда та, куцехвостая, проберётся внутрь куля, и быстро перекатилась обратно к стене.
Лежала, втягивая ноздрями воздух. Ждала.
И вскоре всё вновь повторилось: писк, потом осторожное шествие по груди. Снова перекатывание по полу.
Через некоторое время образовалась рутина. Пленница сбрасывала с себя незваных гостей, то наматывая, то разматывая мешковину. Мыши, кажется, вошли во вкус этой увлекательной игры, и постепенно промежутки между их визитами делались короче. Полине Андреевне стало казаться, что она превратилась в поезд из арифметического задачника, следующий из пункта А в пункт Б и обратно с всё более непродолжительными остановками.
Когда наверху (то есть, надо думать, на палубе) раздались шаги, Лисицына не испугалась, а обрадовалась. Что угодно, только бы прекратился этот кошмарный вальс!
Пришли двое: к тяжёлой медвежьей походке, которую Полина Андреевна уже слышала раньше, прибавилась ещё одна — лёгкая, цокающая.
Загрохотал люк, и узница зажмурилась — так ярок ей показался сине-серый цвет ночи.
Императрица Ханаанская
Повелительный женский голос произнёс:
— А ну, покажи мне её!
У Полины Андреевны как раз была остановка в пункте Б, у стены, так что лицо её было открыто, и она увидела, как сверху вниз спускается приставная лестница.
По перекладинам каблуками вперёд загрохотали здоровенные сапожищи, над ними колыхался подол чёрной рясы.
Ослепительный свет керосинового фонаря заметался по потолку и стенам. Гигантская фигура, занявшая собой чуть не полтрюма, повернулась, и Лисицына узнала своего похитителя.
Брат Иона, капитан парохода «Святой Василиск»!
Монах поставил фонарь на пол и встал рядом с лежащей пленницей, сцепив пальцы на животе.
Женщина, лица которой Полине Андреевне было не видно, присела у раскрытого люка на корточки — зашуршала тонкая ткань, и голос, теперь показавшийся странно знакомым, приказал:
— Размотай её, я ничего не вижу.
Лидия Евгеньевна Борейко, истеричная гостья доктора Коровина — вот кто это был!
Времени что-либо понять, разобраться в смысле происходящего не хватило. Грубые руки одним рывком вытряхнули узницу из рогожных пелён на пол.
Полина Андреевна кое-как села на колени, потом перебралась на деревянный выступ, опоясывавший всё тесное помещение. В него-то, выходит, она и упиралась, когда перекатывалась туда-сюда по полу, а вовсе не в стенки. Сиденье оказалось жёстким, но всё же это было достойнее, чем валяться на полу. Хотя какое уж тут достоинство — если ты в одном нижнем белье, руки-ноги связаны и рот тряпьём забит.
Госпожа Борейко спустилась по ступенькам, но не до самого низа, осталась в возвышенной позиции. Из-под чёрного бархатного плаща виднелось шёлковое платье, тоже чёрное, на шее торжественно поблескивала нитка крупного жемчуга. Полина Андреевна заметила, что коровинская знакомая нынче разодета куда пышнее, чем во время предшествующей встречи: на пальцах посверкивали перстни, на запястьях браслеты, даже вуаль была не обыкновенная, а в виде золотой паутинки — одним словом, вид у Лидии Евгеньевны был прямо-таки царственный. Капитан взирал на неё с восхищением — даже нет, не с восхищением, а с благоговением, как, верно, смотрели на златоликую богиню Иштар древние язычники.
Окинув презрительным взором пребывающую в ничтожестве узницу, госпожа Борейко сказала:
— Взгляни на меня и на себя. Ты — жалкая, грязная, трясущаяся от страха рабыня. А я — царица. Этот остров принадлежит мне, он мой! Над этим мужским царством властвую я, и властвую безраздельно! Каждый мужчина, кто живёт здесь, и каждый, кто ступит сюда, становится моим.
При упоминании о мышках Полина Андреевна мельком покосилась на пол, но маленькие соучастницы её недавней кошмарной игры, видно, забились от света и шума по щелям.
— Тебе не нужны араратские святыни! — продолжила свою поразительную речь грозная Лидия Евгеньевна. — Мой раб [здесь она показала на Иону] следил за тобой. Ты не посетила ни одного храма, ни одной часовни! Ещё бы, ведь ты приехала не за этим!