Пелэм, или приключения джентльмена

— Но ты сам знаешь, дорогой Генри: у тебя большие способности — признаюсь, во время предвыборной борьбы я поражался им; однако для того, чтобы блистать в палате общин, ты должен основательно их развить. Entre nous,[472] Генри, тебе не мешало бы кое-что почитать.

— Прекрасно, — ответил я. — Почему бы мне не начать с романов Вальтера Скотта? Говорят, они необычайно интересны.

— Верно, — ответил дядя, — но в них ты не найдешь ни самых достоверных исторических данных, ни самых здравых основ политической мудрости. Чем ты собирался заняться сегодня, Генри?

— Ничем, — с невиннейшим видом сказал я.

— Мне думается, Генри, это твой обычный ответ на такого рода вопросы.

— Я тоже так думаю, — ответил я с величайшей naïveté.[473]

— Ну что ж, — тогда пусть уберут со стола, и сегодня утром мы кое-чем займемся.

— Охотно! — воскликнул я и позвонил в колокольчик. Тотчас все было убрано со стола, и дядя начал меня

экзаменовать. Бедняга! По моей обычной манере держать

себя и характеру моего воспитания он никак не мог себе представить, что во всеобщей литературе немного найдется областей, в которых я не был бы почти столь же начитан, как он сам. Я наслаждался его изумлением, когда мало-помалу ему открылось, как хорошо я осведомлен в самых различных вопросах, но меня уязвило то обстоятельство, что он выказал только изумление, но не радость.

— У тебя, — сказал он мне, — обширный запас знаний, гораздо больший, нежели я когда-либо мог предположить; но мне хотелось бы, чтобы теперь ты по-настоящему развил свою способность мыслить. А для этой цели я, пожалуй, даже предпочел бы, чтобы у тебя было меньше знаний. Цель воспитателя — внедрить основы, которые в дальнейшем могли бы направлять и просвещать нас. Знание фактов желательно лишь в той мере, в какой они иллюстрируют эти основы: поэтому усвоение основ должно предшествовать накоплению фактов! Что же надлежит думать о системе воспитания, которая этот явно разумный порядок переворачивает вверх дном, перегружает память фактами, притом крайне сомнительной достоверности, и в то же время предоставляет нам блуждать во тьме, не преподав тех основ, которые одни лишь могли бы сделать эту неоднородную массу сколько-нибудь полезной и ценной для нас? При неразвитом мышлении знания — не более как ворох предрассудков, бесформенная груда хлама, сваленная на пороге разума и преграждающая доступ здравому смыслу. Подумай минуту, вспомни тех своих современников, которым обычно приписывают обширные знания, и скажи мне, придавали им вся их ученость хоть каплю мудрости? Если нет, — эти знания не что иное, как восторженно превозносимое невежество. Скажи мне, разве, по представлениям этих людей, громкие имена не служат порукой правильности мнений, а цитаты не считаются у них аксиомами? Все то, что они знают, служит лишь оправданием незнания ими всего остального. Ручаюсь тебе — за один месяц ты глубже и основательнее проникнешь в самую суть мудрости, нежели они за всю свою жизнь; великая ошибка современного воспитания в том, что сперва засоряют ум устарелыми авторами, а затем исследуют современные воззрения, исходя из авторитетов и сентенций прошлого. Для выполнения нашей задачи мы изберем метод, диаметрально противоположный обычному.

Первым делом — это самое неотложное и необходимое — мы ознакомимся с современными учениями, а затем уже, скорее из любопытства, нежели для пользы, обратимся к учениям минувших дней.

Ты видишь эту небольшую брошюру: это — статья Милля[474] об управлении государством. Мы основательнейшим образом изучим ее, и ты можешь быть уверен, после этого мы будем разбираться во всех государственных делах гораздо лучше огромного большинства тех молодых людей, чью образованность, как тебе известно, превозносят до небес.

При этих словах дядя раскрыл брошюру. Он с самого начала указал мне на строгую, математическую последовательность рассуждений автора, на отсутствие в его аргументации слабых мест, на неоспоримость его выводов, а затем, при самом чтении, силами своего светлого, просвещенного ума пояснял мне те части этого труда, которые искушенный в логике автор предоставил читателю восполнить собственным разумением. Дядя обладал тем неоценимым свойством, что давал только самые необходимые объяснения: он никогда не щеголял своей эрудицией и не затемнял излишними комментариями того, что по существу было несложно.